Анастасия Туманова - О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки)
– Маргитка уехала.
– Маргитка?.. – глухо переспросил он, почувствовав, как вдруг больно дернулось что-то под сердцем. – Куда?
– Не знаю. Вчера вечером.
– Уехала... – зачем-то повторил Илья.
Медленно, чтобы по звуку Дашка не поняла, что происходит, он лег навзничь, потянул к себе рваную Варькину подушку, сжав в зубах ее угол. Слез не было, но горло перехватило так, что он долго не мог вздохнуть всей грудью. Дашка не шевелилась, по-прежнему сидя лицом к пологу, перебирала в пальцах ткань юбки. Помолчав, произнесла:
– Ты не мучайся. Она сама это решила. Значит, так ей лучше. С ней Яшка, она не пропадет. Все хорошо будет, дадо.
Илья с трудом перевел дыхание. Сел. Зная, что Дашка не видит его лица, все-таки не смог заставить себя посмотреть на дочь. Глядя в землю, спросил:
– Ты зачем приехала? Чтобы это мне сказать?
– Пошли домой.
– Но, девочка...
– Прошу, идем. А то мама проснется, узнает, что я дома не ночевала, ой...
Илья молчал. Холодные, мокрые от росы пальцы Дашки легли на его кулак, и он не решился высвободиться.
Несколько минут спустя Илья вместе с дочерью вышел из шатра. Дашка тут же полезла в телегу, откуда доносился Гришкин храп. Илья потер ладонями лицо, огляделся. Табор уже пробуждался, у шатров слышались сонные голоса женщин, влажные от росы спины лошадей были залиты розовым светом. От края поля, красное и туманное, поднималось солнце, по блеклому небу ползла жемчужная цепочка облаков, высоко-высоко парил крошечный ястреб. Из-за шатра, зевая, вышла Варька с ведром воды в руках. Увидев Илью, она остановилась – и вдруг слабо ахнула, всплеснула руками, уронив ведро. И заплакала.
– Что еще? – хмуро спросил Илья, глядя на то, как к его сапогам бежит по утоптанной траве струйка воды.
– Дэвла... Илья... Ты же... ты ведь седой весь... Вот здесь... и здесь... Вчера-то впотьмах я не заметила...
Он ничего не ответил. Стоял, не двигаясь, смотрел в светлеющее небо. И лишь закрыл глаза, услышав низкий голос Дашки, вполголоса напевающей в телеге их песню:
Вы, ромалэ, вы, добры люди,Пожалейте вы душу мою...Все богатство мое заберите —Возвратите вы годы мои...