Лариса Кондрашова - Приключения наследницы
– Осторожно, Аня. – Зимин схватил меня за руку. – Лучше вам от нас не отходить.
– Я хотела лишь взглянуть. Там... Осип.
По-прежнему не выпуская моей руки, он кивнул:
– Кто-то убил его, это правда.
– Но как? – испуганно спросила я.
– Думаю, метнули нож.
Он приобнял меня за плечи и вроде невзначай стал теснить обратно к лестнице.
– Джим! – крикнул он. – Уведи княжну! И ни в коем случае одну не оставляй!
Веллингтон предложил мне руку, уводя прочь, хотя я вовсе не хотела уходить.
– Анна, это зрелище не для женских глаз, – мягко приговаривал он.
– Но необходимо выяснить, кто это сделал!
– Выяснят, не волнуйтесь, к счастью, среди нас, если вы помните, имеется капитан-исправник.
Нам навстречу попалась Эмилия с парнишкой-поваренком. Она не стала прятаться, как сделала бы прежде, а спросила меня:
– Что там случилось?
– Осипа убили.
– Собаке собачья смерть! – сказала она с презрением. – Но с вами, ваше сиятельство, все в порядке?
– Что со мной может случиться? – уныло проговорила я, отмечая мимоходом, что при посторонних моя сестра продолжает звать меня на вы.
– Завари княжне чаю с ромашкой, – распорядился Веллингтон.
– Да зачем... – попробовала запротестовать я.
У нас вообще это не было принято. Чай с ромашкой и не пил никто. Отцу доставляли из Англии черный чай. Но Эмилия согласно кивнула и через несколько минут мне этого чаю принесла.
– Со стола приборы убрать? – спросила она.
– Не надо, сейчас вернутся мужчины. Наш завтрак прервали, а с морозца сразу голод и почуют... Пожалуй, лучше горяченьких блинов принеси, а эти остывшие убери.
Когда я вот так отдавала самые обычные распоряжения, стараясь не думать о том, что происходило во дворе, я чувствовала себя почти спокойной...
Вскоре появились и трое моих гостей.
– Выяснили, кто убил Осипа? – спросила я.
– Пока нет, – покачал головой Мамонов, – хотя у меня имеются кое-какие соображения...
– Соображения у всех имеются. Даже у меня, но от этого, насколько я понимаю, ничего не проясняется. Мы по-прежнему топчемся на месте.
Наверное, на моем угнетенном состоянии сказывалась усталость. О чем я сейчас мысленно мечтала, так это вернуться в свою комнату, закрыть ее на засов, лечь в кровать и спать до тех пор, пока все не кончится. А когда я бы проснулась, мне бы сказали: в имении все спокойно. Никаких убийств нет. Посторонних тоже нет, и что мне нужно сделать, так это нанести визит соседям, чтобы поговорить с ними насчет моего нового управляющего...
– Что уж вы так строги, Анна Михайловна? – печально покачал головой Иван Георгиевич, будто я и вправду обидела его своим замечанием. – Каюсь, я тянул время, все ожидал, что наш убийца полезет в ловушку, мной расставленную, да и будет пойман на месте преступления. Увы, он слишком хитер. Семь раз подумает, один раз отрежет! Так что придется его называть, особых улик не имея.
– И вы так свободно об этом говорите? – удивилась я. – А что, если он...
– Сбежит? – улыбнулся Мамонов. – Зачем же ему в бега пускаться-то с пустыми руками? Нет, он приехал сюда не на прогулку.
– Значит, это все-таки...
– Тот, кто называет себя Кириллом Ромодановским, – согласно кивнул исправник моему вопросительному взгляду.
– Что значит – называет? – спокойно проговорил Кирилл. – Может, вам и документы показать?
– Документы мы проверить всегда успеем, господин хороший. В остроге.
Иван Георгиевич поднялся из-за стола и пошел к сидящему Кириллу. Что он хотел сделать, я не поняла. Может, просто посмотреть ему в глаза...
И в эту минуту произошло нечто такое, чему мои глаза отказывались верить. Орест, до того момента стоявший чуть поодаль от своего господина, вдруг подпрыгнул и взлетел в воздух. То есть я понимала, что он летел не так, как летают птицы, а просто исполнял такой невиданный для нас прыжок.
Причем летел как-то странно, скособочившись, ногой вперед, и, наверное, убил бы Мамонова, потому что, как я успела разглядеть, целил ему ногами в голову. Но увы, рухнул на пол у ног исправника, встреченный ударом Джима Веллингтона прямо в своем полете. Наверное, Джим чего-то такого ждал, иначе то, как он встретил прыжок, было бы едва ли не чудом.
Думаю, Мамонов и Зимин оторопели от неожиданности.
То есть капитан-исправник ничем своей оторопелости не выказал, а вот непритворное изумление на лице поручика еще некоторое время сохранялось. Правда, ничего он не сказал, кроме:
– Ну и ну!
– Благодарю вас, Джим, – поклонился ему Мамонов, – мы тут этим трюкам не обучены. Едва не убил, нечестивец, вашего покорного слугу!.. Надеюсь, вы, господин Ромодановский, такие же трюки вытворять не станете?
Кирилл промолчал, ни на кого не глядя. Словно ничего такого от своего слуги не ожидал и вообще был ни к чему не причастен.
– Помогите-ка мне связать этого разбойника, – обратился Мамонов к Джиму и Зимину.
– Веревку! – будто приказал мне последний.
– Егоровна, – вышла я из-за стола и пошла навстречу старушке, которая до того как раз приняла из рук Эмилии поднос с горячими блинами. – У тебя где-нибудь в кладовке не найдется веревки?
– Сейчас принесу, матушка, – откликнулась та.
Она не заохала, не заахала, а только на мгновение поднесла руку ко рту, словно удерживая крик, и заторопилась прочь.
Орест лежал на полу и ненавидяще смотрел на обступивших его мужчин.
Принесенной веревкой мужчины связали его и там же на полу оставили. Потом все взоры обратились к Ромодановскому.
– Ну что, любезный, – заговорил с ним Мамонов, – сам все расскажешь или так, без слова покаянного, на каторгу пойдешь?
– Попрошу обращаться ко мне на вы, – потребовал Ромодановский, не двигаясь с места. – Ишь, моду взяли!
– Не моду, милостивый государь, а обращение по заслугам. Никто не станет почитать, как принято в порядочном обществе, человека, замешанного в четырех убийствах!
– А вот это, милостивый государь, – передразнил он Мамонова, – еще доказать надо. Или в вашем уездном заведении благочиния уже людей без суда судят? Какое отношение я имею к убитым?
– Этот момент для следствия очень интересный, – оживился Иван Георгиевич, – и потому я готов дать разъяснения по интересующему нас вопросу даже без вашего признания.
– Погодите, господин Мамонов, – вмешался Веллингтон, – думаю, Кирилл не желает говорить из чистого упрямства, думая, что такое поведение сослужит ему хорошую службу...
– Вы, господин англичанин, небось почитаете себя пукка-сахибом, а только я в вашем заступничестве не нуждаюсь.
– Что это за слово такое? – заинтересовался Мамонов.