Джулиана Грей - В объятиях принцессы
Граф зажал ей ладонью рот:
– Прекрати. Я этого не вынесу.
У нее округлились глаза.
– Луиза, я чрезвычайно польщен… – Господи, как же сказать все это? – Да, я польщен, что ты так высоко ценишь… субстанцию, которая… вырабатывается в моем теле. Но уверяю тебя… – Еще один глубокий вдох. Только бы не расхохотаться. – Уверяю тебя, достаточное количество этой субстанции все еще осталось внутри тебя…
– Сомертон, я чувствую, как она вытекает!
Он прикусил губу. В конце концов, зачем спорить? Это, в конечном счете, в его интересах.
– Тогда мы просто повторим все от начала и до конца. Хорошо?
Луиза опустила голову и заглянула в стакан.
– Мне очень жаль. Я не хотела утомлять тебя. Ты успеешь восстановить силы к завтрашнему вечеру? Или нам лучше подождать до субботы?
Она не может говорить серьезно. Вероятно, она смеется в стакан с амаретто.
– Дорогая, ради блага народа Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа я готов на любые жертвы. Даже на повторение акта сегодня же.
Она подняла голову:
– Сегодня?
Граф торжественно кивнул:
– Именно так.
– Но это же невозможно! – Она растерянно замолчала. – Мужскому телу нужно время, чтобы выработать больше… этого… ну, тебе лучше меня известно правильное название.
– Ты имеешь в виду сперму? – Он глотнул амаретто. – На самом деле, насколько мне известно, достаточное количество ее еще остается в резерве после первого семяизвержения, на экстренный случай… вроде этого… – Граф украдкой покосился на Луизу, но она была абсолютно серьезна.
– Правда? – Ее лицо просветлело. – Понимаешь, просто Петер говорил… он прочитал в медицинском справочнике, что, если делать это чаще, чем раз в неделю, в крайнем случае два раза, можно лишиться жизненных сил, и…
Сомертон неожиданно испытал прилив жалости к бедному Петеру, которому явно не хватало откровенных бесед с близким родственником мужского пола.
Он взял стакан Луизы и поставил вместе со своим на полку у кровати.
– Луиза, дорогая, пусть наш брак был заключен с некоторой поспешностью и в какой-то степени по расчету, но уверяю тебя, я отношусь к обязанностям консорта со всей серьезностью.
Она смотрела на него во все глаза – обнаженная, покрасневшая, восхитительная, розовые соски отвердели. Под его взглядом она нервно облизнула губы – эта привычка сводила Сомертона с ума.
– Это правда?
– Да, – изо всех сил стараясь сохранить серьезность, сообщил он, одновременно избавляясь от одежды. – Я буду прилагать максимум усилий, дорогая, пока у тебя в животе не вырастет следующий принц Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа. Это самое меньшее, что я могу сделать ради порабощенного и страдающего под властью революционеров народа. – Торжественная речь закончилась вместе с одеждой.
У Луизы глаза стали круглыми при виде восставшего фаллоса, явно готового к работе.
– Посмотри мне в глаза, Луиза.
Довольно неохотно она подняла глаза.
– Я обещаю тебе, что не упущу ни одной возможности. – Он взял ее за руки и осторожно уложил на матрас. – Днем и ночью. Я буду копить силы, чтобы заниматься с тобой любовью и изливать в тебя свое семя, пока ты сама не попросишь меня остановиться. – Он наклонился и накрыл ее губы своими. – Даже если при этом я лишусь всех жизненных сил.
– О, я должна сказать… – Сомертон проложил поцелуями дорожку от ее губ к груди и всосал сначала один сосок, потом другой.
– …надеюсь, – все же закончила она, – что жизненные силы в тебе все-таки останутся.
Он завел ее руки за голову и вошел в нее, быстро и глубоко.
– Тебе это нравится, Луиза? – спросил он и начал совершать бедрами круговые движения. Она открыла глаза и тяжело задышала. Он не сводил с нее горящих глаз. – Мой фаллос в тебе, мои руки на тебе, мой рот… – Он впился в ее губы жадным требовательным поцелуем, а бедра стали медленно и ритмично двигаться вперед-назад.
Она – само совершенство. Его Луиза. Его Маркем. Она без труда уловила ритм и стала двигаться ему навстречу. Она наслаждалась его ищущими губами, словно они были сделаны из нектара. В ней все совершенно: негромкие звуки, которые она издает, то, как она выгибает спину, как покачиваются ее груди, как ее мышцы сжимают фаллос. Он стал двигаться быстрее, не в силах больше сдерживаться. Совершенство. Ему было хорошо, так хорошо, как не было никогда в жизни. И многоопытный граф Сомертон не мог не признаться в этом самому себе.
Он чувствовал приближение оргазма.
– Скажи «да», Луиза. Скажи, что хочешь этого.
– Да, – выговорила она, задыхаясь. – Я хочу этого. Дай мне это.
Темп стал еще быстрее, и через несколько секунд она уже кричала, радуясь наступившей разрядке, и он, сделав еще несколько резких движений, излился в ее лоно и, подняв голову, выкрикнул ее имя.
Сомертон без сил рухнул на нее, прижав к кровати своим телом, чтобы она не отвернулась, не покинула его, не ушла.
Луиза обхватила его ногами, крепко прижав к себе.
– Останься во мне, – тихо сказала она.
Сомертон усмехнулся и уснул.
Графа разбудил странный звук. Он открыл глаза и в первый момент не понял, где находится. Перед ним располагалась грубо оштукатуренная стена. Он лежал на животе. На животе? Он никогда не спал на животе! Да еще смяв под левой рукой подушку. Правая рука покоилась на белой простыне.
Чего-то не хватало.
Луиза! Он поднял голову и повернулся на звук.
Она стояла перед очагом и что-то делала с чайником. На ней была тонкая белая сорочка, но пламя очага так высвечивало ее соблазнительные формы, что у Сомертона рот наполнился слюной и фаллос моментально восстал. Что она напевает? Вроде бы какую-то арию. Или нет? Он не смог определить. Качнув бедрами, она повесила чайник на место, и перед мысленным взором Сомертона калейдоскопом пронеслись события предыдущего вечера. Первые брачные отношения у стены, потом продолжение в постели. Страстность его жены. Сильнейший оргазм. А потом забытье, темное и глубокое, – таким сном он не спал с детства.
Сомертон потряс головой. Боли не было. Поврежденные мозги пришли в норму.
Он тихо встал и направился к Луизе. Она, напевая, поворошила кочергой угли. Сердце Сомертона дрогнуло и упало на пол.
В последний момент, почувствовав его приближение, Луиза выпрямилась. Он понятия не имел, как прикоснуться к ней, что сказать. Как мужчина приветствует жену утром после ночи безудержной страсти? Это ему было неведомо. Он всегда покидал кровать Элизабет сразу после завершения плотского акта, чтобы не причинять ей неудобства и случайно не заметить взгляд, полный отвращения.
Но Элизабет теперь была очень далеко, превратилась в некое смутное воспоминание из прошлой жизни.