Шерри Томас - Не в силах забыть
— Я многое знаю о пенисе, — заявила Брайони. — Могу назвать каждую его часть, от пращевидной связки, прикрепляющей его к лобковой кости, до фасции — оболочки, покрывающей этот орган.
— Нет, — ужаснулся Лео. — Только не моя жена. Никогда.
Брайони рассмеялась:
— Итак, ствол пениса состоит из трех цилиндров: двух тесно прилегающих друг к другу трубчатых тел, называемых пещеристыми телами, и проходящей под ними третьей трубки — губчатого тела, вот этого шва, тянущегося вдоль всей длины пениса. — Брайони медленно провела пальцем вдоль взятого в плен жезла Лео. — Кровь поступает через брюшную аорту во внутреннюю подвздошную артерию, проходит под тазовыми костями в половую артерию и заполняет сеть вен, пролегающих в пещеристых и губчатом телах, пенис утолщается и удлиняется до тех пор, пока не наполнится кровью до отказа. Одновременно сокращаются ишиокавернозные мышцы, сжимая основание пениса и перекрывая отток из него крови, что обеспечивают жесткость эрекции, необходимой для проникновения.
— Ах, проникновения…
Брайони лукаво взмахнула ресницами.
— Не желаешь узнать, откуда мне все это известно?
— Нет.
Она снова рассмеялась:
— Занятия анатомией. Атласы и схемы мышечной и кровеносной систем, а также вскрытия.
«О нет, только не вскрытия».
— Я боялся, что ты это скажешь, — простонал Лео.
Брайони нежно обняла его свободной рукой:
— Я всегда считала пенис довольно скучной, утомительной и совершенно бессмысленной вещью.
— Невежество наших образованных женщин поистине ужасает.
— Но теперь я изменила свое отношение к нему. — Брайони улыбнулась почти кокетливо: — Я смотрю на него как на гениальное инженерное творение из плоти и крови.
Лео притянул Брайони к себе и поцеловал. Затем, не выпуская ее из объятий, быстро перевернулся, оказавшись наверху.
— Теперь моя очередь.
— Что ты намерен делать?
— То же, что и ты. Провести научное исследование некоторых частей твоего тела.
— Ну нет!
Лео, весело смеясь, развел колени Брайони, не давая ей сдвинуть ноги.
— Знаешь, о чем я думал, оставаясь один, вдали от тебя? — прошептал он. — Я воображал, как ты лежишь обнаженная под солнцем. — Он лизнул ее розовый сосок.
У Брайони вырвался тихий стон.
— Не под английским солнцем, разумеется, потому что оно слишком скупое и холодное. Где-нибудь на берегу Аравийского моря или на юге Франции. Лучи такие яркие, что способны разбить зеркало вдребезги. И ты, нагая, залитая светом, твои бедра широко раскрыты… — Он развел ее бедра, заставив Брайони снова тихонько застонать. Ее участившееся дыхание — знак желания — звучало для него райской музыкой.
Лео откинулся назад, выпустив Брайони. По телу ее прошла дрожь, но бедра остались распахнутыми.
Она была прекрасна.
Лео с жадностью приник губами к ее лону. Брайони протяжно вскрикнула, тело ее выгнулось дугой. Рот Лео впился в ее плоть, наслаждаясь ее восхитительной мягкостью, ее влажным жаром.
Волна блаженства, вначале робкая, захлестнула ее, подобно огненному валу. Не в силах больше сдерживаться, Лео накрыл ее тело своим и замер, подхваченный бушующим водоворотом наслаждения.
Брайони нежно провела пальцем по лбу Лео.
— Знаешь, о чем я думаю?
— О чем?
— Я думаю, что красота — твое великое несчастье.
— Благодаря ей я завоевал тебя.
Брайони смущенно улыбнулась, слова Лео, полные понимания и любви, тронули ее.
— Это верно, и все же мне очень досадно, что, глядя на тебя, люди видят лишь блестящую внешность. Не могу дождаться, когда ты станешь седым и беззубым, тогда все вокруг разглядят наконец твою внутреннюю красоту и поразятся.
— Ты уверена, что их поразит не моя беззубость?
— Нет, — твердо возразила Брайони. — Твоя внутренняя красота.
Лео покраснел. Его застенчивость показалась Брайони очаровательной. Никогда прежде она не видела его таким смущенным.
— Спасибо, — тихо произнес Лео. — Для меня очень важно, что ты так думаешь.
— Я люблю тебя, — улыбнулась Брайони.
— Хм-м, — протянул Лео. — Я люблю твои волосы. Люблю твои глаза. Люблю твои плечи, твои руки, твою грудь. Я люблю твои ноги, твои бедра. Я люблю… — Брайони зажала ему рот ладонью, но он отнял ее руку. — Я безумно люблю тебя.
Брайони теснее прижалась к Лео:
— Мне нравится Кембридж.
— Ты его еще даже не видела.
— Я хочу жить здесь, в этом доме.
— И бросить свою практику? В Кембридже у женщины-врача нет таких возможностей, как в Лондоне.
— Отсюда до Лондона можно доехать поездом всего за час.
— Час только в один конец, — напомнил ей Лео.
— У меня будет достаточно времени на чтение английских, американских, французских и немецких медицинских журналов, которые мне так или иначе приходится читать. А я довольно медленно читаю по-немецки.
— Тогда нам не помешает приобрести дом в Лондоне. Я мог бы жить там в перерывах между триместрами, и тебе не нужно было бы проводить так много времени в разъездах.
Брайони ненадолго задумалась.
— Мне нравится эта мысль. У нас оставались бы еще свободные часы на шахматы.
Придя к соглашению, они решили отпраздновать это самым приятным способом, на этот раз медленно и нежно. Но вскоре нежность сменилась голодной страстью и исступленным желанием, а после завершилась упоительным блаженством.
Лео оделся и попытался выманить Брайони из кровати.
— Уже почти два часа пополудни. Ты еще не обедала. Пойдем найдем тебе чего-нибудь поесть. — Он зашнуровал ей корсет, застегнул жакет на все пуговицы и поправил воротничок. — Теперь ты выглядишь более или менее пристойно. Почти незаметно, что ты предавалась плотским утехам три раза подряд.
Брайони хлопнула Лео шляпой, прежде чем надеть ее себе на голову. Она уже взяла в руки шляпную булавку, когда Лео вдруг стянул с нее шляпу и нежно погладил пальцем белоснежную прядь.
— Я все собирался спросить тебя… Эта прядь появилась по моей вине? Так утверждает Каллиста.
Брайони покачала головой:
— Это просто случайность, каприз природы, хотя тогда я решила, что это знак свыше. На следующий день я предложила тебе аннулировать брак.
Лео со вздохом прижался губами к белой пряди в волосах любимой.
— Думаешь, мне лучше ее закрасить? — спросила Брайони. — Первое время, примерно с год, я ее закрашивала, а потом бросила. Мне показалось это бессмысленным.
— Нет, не закрашивай ее. Возможно, это изъян, но для меня твоя прядь невыразимо прекрасна.
Так и история их любви: некоторые ее страницы навевали горечь и уныние, и все же для Лео это был самая захватывающая повесть на свете.
