Кристина Додд - Непокорная невеста
Сегодня утром Джулиана чувствовала себя словно бы родившейся заново. Она высунула из-под платья кончик ножки, покрутила ею и так, и этак. Вроде бы нога как нога, но на самом деле она тоже новорожденная. И руки. Выглядят по-прежнему, а по сути — это совсем другие, новые руки. Неужели она так изменилась со вчерашнего дня? Несколько простых слов, снежная ванна и страстная любовь — все это сотворило из нее другую женщину. Странное превращение: Джулиана словно распалась на множество кусочков, а потом слепилась вновь, целее прежней.
Чья-то робкая рука коснулась ее плеча:
— Миледи…
Джулиана обернулась и увидела перед собой Денниса. Она улыбнулась ему искренней улыбкой, уже не помня о своих былых сомнениях.
Юноша почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена. По-птичьи склонив голову набок, он вопросительно посмотрел на нее своими яркими глазами, но потом устыдился собственной дерзости, покраснел и потупил взор.
— Миледи, я хотел поблагодарить вас за доброту. — Голос его дрогнул. — Вы относитесь ко мне как к члену своей семьи. — Он запунцовел еще пуще. — Я хотел бы быть достойным такой чести.
— Ты вполне достоин быть членом моей семьи, — сказала она.
Деннис просиял:
— Правда?
— Всякий, кто осмелился противостоять сэру Джозефу, заслуживает уважения.
Тут Деннис смутился, и Джулиана сказала:
— Расскажи мне, что тебя тревожит.
— Лорд Раймонд все время толкует о чести. А что вы об этом знаете?
Она отвела длинную прядь, свисавшую ему на глаза, и задумалась. Деннис скороговоркой сказал:
— Лорд Раймонд говорит, что честь — это такой образ жизни. Лорд Питер научил его, что человек благородный должен думать благородно и действовать благородно.
— Это правда, — кивнула Джулиана. — Но лорду легче быть благородным, чем женщине или, скажем, мальчику. Лорд повинуется лишь королю и закону, а женщина или подросток беззащитны. Им часто приходится гораздо тяжелее, чем высокородному господину.
Деннис кивнул, признав:
— Да, я тоже так думаю.
— Поэтому, если ты, в глубине души боясь сэра Джозефа, все же сумел встать ему поперек дороги, это благородно вдвойне.
Нервно сжимая и разжимая пальцы, Деннис пробормотал:
— А еще я иногда ворую хлеб со стола.
Джулиана поняла, что должна его утешить, ободрить.
— Это потому, что ты голоден?
— Да. Или боюсь, что проголодаюсь.
Страх голода постоянно витал над этим мальчиком, и сердце Джулианы сжалось от сочувствия.
— Ну вот что. Я разрешаю тебе брать со стола столько хлеба, сколько ты захочешь. Теперь ты не будешь чувствовать себя вором.
Он просиял, но тут же снова насупился.
— Да, однако в душе-то я буду знать, что все равно ворую. А лорд Раймонд говорит, что у рыцаря должна быть чистая душа.
Злясь на своего зануду мужа, Джулиана притянула мальчика к себе, обняла его:
— Ты такой юный, что душа у тебя и так чистая.
Он вырвался, всхлипнул и произнес:
— Вовсе нет! Я хотел убить собственного отца за то, что он так обошелся с матерью и со мной. А священник сказал, что за такие мысли я попаду в ад. И еще я хотел убить всех, кто отказывался помогать матери. А лорд Раймонд говорит, что настоящий рыцарь никогда не опускается до низменной мести. Никогда мне не стать таким, как лорд Раймонд, сильным и благородным. Вот теперь ему достались два замка — Лофтс и Бартонхейл, а все потому, что он такой великий воин. Вон какая у него жена, а какие дочери! Благородство души и помыслов вознаграждается по заслугам. А мне никогда не быть таким благородным!
Джулиана хотела погладить его по голове, но подросток обернулся и выбежал вон. Джулиане было жаль его — слишком уж высокие цели он перед собой ставил. Оставалось только надеяться, что болван Раймонд не рухнет с того непомерно высокого пьедестала, на который возвел его бедняжка Деннис.
Раймонд стоял на подъемном мосту, ежась от холода, махал на прощание Кейру рукой и насвистывал песенку, которой научили его матросы, когда беглецы возвращались на сарацинском корабле в Нормандию.
Раймонд был собой доволен. Он спас Джулиану от душевных терзаний и при этом не раскрыл ей своей тайны. Ночью ему пришлось нелегко, хотелось ответить откровенностью на откровенность. Но получилось бы только хуже. Груз, лежащий на его душе, столь позорен, что Джулиане не нужно об этом ничего знать. До сих пор Раймонд сам справлялся с этой ношей. Оставалось только надеяться, что так будет и впредь.
В глубине души Раймонд знал, что отправил Кейра в Бартонхейл из боязни — не проговорился бы друг Джулиане.
Он заметил, что Кейр и Джулиана о чем-то разговаривали возле бойницы. Не наговорил ли Кейр лишнего? Ведь у него собственные представления о нравственности. Он считает, что нужно всегда, при любых обстоятельствах быть честным. Недаром Раймонд поднял на ноги всех слуг еще до рассвета. Ему не терпелось поскорее сбагрить Кейра в Бартонхейл.
С ночи похолодало. Небо было ясным, грязь на дорогах замерзла, что должно было облегчить путь. Крестьяне говорили, что холода теперь продержатся до самой весны. Итак, Кейр и сэр Джозеф уехали…
На прощание Раймонд посоветовал Кейру приглядывать за стариком и ни в чем не доверяться ему. С огромным удовольствием Раймонд повесил бы старого рыцаря на первой же осине, и Кейр придерживался того же мнения. Но как человек справедливый, он хотел, чтобы сэр Джозеф сначала был полностью изобличен.
Еще Раймонд наказал Кейру, чтобы тот потихоньку начинал готовиться к войне. Он хотел совершить набег на соседний замок, преподать лорду Феликсу хороший урок. Кейр возразил, напоминая, что король не одобряет междуусобиц. Хоть Раймонд ему и кузен, но по головке его за подобную вольность не погладит.
Но Раймонд лишь улыбнулся:
— Ничего, все равно нужно намылить Феликсу холку. А заодно сделать ему одну маленькую хирургическую операцию, избавить его от некой части тела, которая не дает ему спокойно жить. Ему же будет лучше.
— Понятно, — кивнул Кейр. — Здравая мысль. Я согласен участвовать в этой операции.
Раймонд подумал, что будет скучать по Кейру, но все же хорошо, что друг уехал. В качестве прощального дара Кейр получил лучшего коня из конюшни. Это была и награда, и просьба о прощении.
Мимо проходил Тости, волоча за собой корзину, набитую мерзлой землей.
— Милорд! Мы уже закопались так глубоко, что до преисподней рукой подать. Может, хватит?
— До скалы дорыли? — спросил Раймонд. Он подошел к траншее, заглянул вниз. Там пыхтели серфы, молотя мотыгами твердую землю.
— Это скала или нет? — спросил он.
— Кто его знает, милорд. Может, и скала. Уж больно жесткая.
Раймонд нагнулся, рассмотрел породу поближе.
