Эйна Ли - Дорога любви

Чем ближе она подъезжала к городу, тем больше росла ее тревога.

А что, если Томаса нет в городе? Он может уехать в конец дороги. А может, он уже отправился на восток. В голове возникали все новые вопросы, которые нестерпимо терзали ее сердце.

Когда Роури приехала в город, он уже погрузился в сумерки, улицы были пустынны. Только из таверны доносилась резкая, удивительно немелодичная игра на пианино.

Роури подъехала к дому Томаса и увидела, что сквозь занавески спальни пробивается свет. Ее сердце забилось быстрее: Томас был дома.

Отбросив все сомнения, она направилась к конюшне и вручила вожжи сонному конюху. Затем, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, быстро пошла к дому Томаса. По дороге она заметила Кэтлин и Кина, но не стала их окликать. Ей хотелось пройти незамеченной, чтобы никто не помешал ей, не ослабил ее решимость.

Когда она всовывала ключ в замок, ее руки дрожали. Что, если Томас задвинул засов? Если она начнет стучать в дверь и звать его, это тоже может привлечь внимание. Но дверь сразу открылась. Чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, Роури на секунду замерла, ступив в темную комнату, затем решительно подошла к двери в спальню.

И здесь она замерла, услышав плеск воды. Томас мылся.

Внезапно ей в голову пришла дерзкая мысль. Может, стоит избежать неприятной сцены, действуя так, будто ничего не случилось? Почему бы ей не возобновить их отношения, занявшись с ним любовью, как они делали тогда, перед ссорой? Почему бы и нет? Она совратит Томаса, и их отношения войдут в прежнее русло. А если и нет, то потом, в его объятиях, ей будет гораздо легче принести ему свои извинения.

И, взволнованно вздохнув, Роури начала действовать. Открыв чемодан, она стала переодеваться.

Томас выбирался из ванны, обмотав бедра полотенцем, когда вдруг услышал скрип двери. Он обернулся и с изумлением увидел жену.

Было от чего разинуть рот и Роури. За время своего короткого отсутствия она совсем забыла, какое у ее мужа сильное, мускулистое тело. На его плечах и волосах ярко поблескивали капельки воды.

Брови Томаса поползли вверх.

– Какой приятный сюрприз. Вы здесь по делу или это частный визит, миссис Грэхем?

– Я надеялась, что частный, Томас, – ответила Роури. Она любила этого человека и не могла с ним хитрить. – Я думала прийти сюда и совратить тебя, чтобы ты меня простил.

– Совратить меня? – улыбнулся он, но ей показалось, что в его глазах промелькнула насмешка. – Почему бы и нет? Жаль, что ты в этом призналась. Я бы пребывал в приятном заблуждении. – И он подошел к ней. Она почувствовала, что его дыхание действует на нее так же возбуждающе, как и раньше. – Хотя, может, я не совсем заблуждаюсь? – Он обнял ее, а затем быстро спустил платье с плеч. От жадности в его глазах она вспыхнула от смущения. – И ты пришла потому, что тебе не хватает этого столь же сильно, как и мне?

Это прозвучало отнюдь не как вопрос, и она почувствовала себя продажной девкой: получилось, что именно в этой роли она пришла купить его прощение. Да, она желала его с того момента, как вошла в комнату, но он не должен был ей об этом говорить.

Роури попыталась высвободиться:

– Убери руки. – Она холодно взглянула ему в глаза. В какое дурацкое положение она попала! – Я всегда буду делать то, что хочу, как ты делаешь то, что ты хочешь.

Томас почувствовал, что лошадка с ранчо снова понеслась, не разбирая дороги. «Черт побери, ты же моя жена. Пора бы понять это, а не вести себя как избалованная дочка Т. Дж. Коллахена».

Он сжал пальцами ее мягкое плечо.

– Так зачем ты сюда пришла? Сколько мне терпеть твое детское упрямство? – Не понимая, что делает, он с такой силой сжал ее плечо, что ей на миг показалось, что кость сейчас хрустнет.

– Ну, я изменила свое решение. Пусти, Томас. Он слегка ослабил пальцы. В его глазах рос гнев.

– Изменила решение? Теперь ты снова «маленькая девочка своего папочки»? С мужем ты уже не хочешь иметь дело? Супружество тебе надоело? Когда-то ты этим очень увлекалась.

Томас с силой прижался к ее губам. Она резко отвернула голову и некоторое время смотрела в сторону, затем осторожно повернулась к нему, боясь встретиться с ним глазами. Потом все-таки взглянула на него: он был спокоен, только глаза сверкали гневом.

Он снова приблизил к ней лицо, она тут же отвернулась. Он попытался поймать ее рот силой, но она не далась.

– Черт побери, Роури, я от тебя не отстану, пока не сделаю этого. – Он с силой привлек ее к себе одной рукой, а другой обхватил за голову так крепко, что она не могла больше увернуться.

Она сопротивлялась, стараясь, чтобы его язык не проник ей в рот, однако это его не остановило. Он поцеловал ее с такой страстью, что она внезапно загорелась и, забыв обо всем, раскрыла губы. Его язык немедленно вторгся ей в рот. Этот горячий поцелуй означал признание того, что она его собственность.

Наклонившись к ее шее, он стал легонько покусывать кожу – все ниже и ниже. Каждое такое покусывание отзывалось приятными ощущениями во всем ее теле, и она снова предприняла попытку освободиться. Она чувствовала, что независимо от ее воли в ней растет желание – от силы его рук, от мужского запаха его кожи, от его тепла, от приятной тяжести его тела. Это желание стремительно уносило последнюю ее волю к сопротивлению. Тут она почувствовала, как напряглась его плоть, и забилась в панике.

– Отпусти, отпусти, – зарыдала она. – Ты думаешь, я недостаточно корю себя за то, что сделала? – И она снова рванулась из его рук.

Он вдруг отстранился, и она подумала, что он ее отпустил, но это оказалось не так. Он лишь отступил на шаг, продолжая держать ее в своих руках. В его глазах она увидела горечь и обиду.

– Если ты действительно не хочешь, чтобы я тебя касался, Роури, я не буду.

Но она не хотела, чтобы он ее отпускал. Все ее сердце было занято только им. И она знала, что он любит только ее. Что ей теперь делать? Как вернуть то, что уже, может, утрачено?

Она посмотрела в его карие глаза, наполненные болью, и ее губы дрогнули:

– Мне надо было сказать это в тот момент, когда я вошла: я очень жалею, что так себя вела. Я люблю тебя, Томас.

Это признание его обезоружило. Гнев моментально исчез. Именно это он и хотел услышать – признание, что их любви угрожали именно ее действия, а не ее отца.

Он мягко обнял ее.

– О Боже, дорогая моя, как я люблю тебя, – прошептал он. – Мне так тебя не хватало. – И он обрушил на ее лицо град поцелуев. Затем его рот накрыл ее слабо раздвинувшиеся губы, и язык проник в ее рот.

Со вздохом облегчения она закинула руки ему на шею. Он не отрывался от нее, и она почувствовала такой прилив желания, что даже испугалась.