Энн Жирар - Мадам Пикассо
– Это все? – спросила она в наступившей тишине.
– Как видишь, от тебя понадобилось совсем немного.
– Когда я смогу увидеть фотографию?
– Я попрошу Канвейлера проявить пленку и прислать фотографии в Сере вместе с другими моими вещами.
Ева вспомнила короткую встречу с Канвейлером в тот день, когда он принес ей картину Пикассо.
– Он продает все твои работы?
– Есть еще Амбруаз Воллар, но Канвейлер гораздо моложе, и он к тому же увлечен кубизмом. Воллар слишком прославился работой с Ван Гогом и Тулуз-Лотреком, чтобы интересоваться новыми направлениями в живописи, но его по-прежнему интересуют мои скульптуры.
Пока они разговаривали, Пикассо положил камеру и подошел к ней. Он распахнул кимоно, прижался обнаженным телом к ее телу, как и в прошлый раз, наклонился к ее шее, а потом обернул шелк у себя за спиной, таким образом соединив их. Вместе они попятились к двери.
После очередной близости, когда они оделись для поездки в Сере, Ева поцеловала Пикассо в щеку.
– Мне нужно сделать две короткие остановки, прежде чем я позволю тебе окончательно похитить меня.
– Мы пропустим поезд, но, разумеется, я ни в чем не могу тебе отказать.
– В первую очередь, мне нужно уведомить мадам Люто, а потом повидаться с Сильветтой.
Лицо Пикассо внезапно омрачилось. Он отступил в сторону и начал перед зеркалом завязывать шейный галстук.
– Пожалуй, ни в чем, кроме этого.
– Не понимаю. Мне казалось, что она тебе нравится.
– Я не разделяю твоего отношения к больницам.
– Да будет тебе, – отмахнулась она в надежде, что он уступит. – Ты хорошо знаешь, что это не больница, а санаторий. На самом деле она лечится от депрессии.
– Но пациенты все равно больны, не так ли? – Пикассо схватился за голову, и на его лице отразилась паника. – Даже если все происходит в воображении, я не выношу присутствия любых болезней рядом с собой.
Его тон стал резким, и Ева ощутила первый укол неприязни с его стороны. На какое-то мгновение она растерялась, не зная, как реагировать на это.
– Тогда я пойду одна и встречусь с тобой на вокзале. Но я должна это сделать. Сильветта была моей лучшей подругой в Париже, а ее сестра недавно погибла в ужасной катастрофе. Сейчас ей очень тяжело, и с моей стороны будет скверно не попрощаться с ней, – решительно заявила она, изо всех сил стараясь удержаться от резкости в голосе.
Ева села на край кровати и стала надевать туфли. Она ощущала, что между ними возникло напряжение, но секунду спустя Пикассо со вздохом опустился рядом с ней.
– Прости, любовь моя, – сказал он и немного помолчал, прежде чем продолжить. Когда он снова заговорил, его голос звучал глухо и размеренно, словно на его плечи вдруг опустился тяжкий груз и он пытался объяснить, каково это. – Когда я бываю в таких местах, в любых больницах, то чувствую себя так, словно меня кто-то душит, и ничего не могу с этим поделать. Я теряю контроль над своими чувствами и реакциями.
– Это из-за Кончиты, – тихо добавила она.
В тот момент любовь к Пикассо позволила ей ощутить его боль так же остро, как если бы она была ее собственной болью. Ева вглядывалась в его глаза, пока они не превратились в два огромных, блестящих черных шара, от которых исходило впечатление такой нежности и беззащитности, что ей захотелось плакать.
– Si[58]. Я никогда не забуду, как она лежала там, хрупкая и совсем не похожая на веселую девочку, какой она была раньше. Сиделка стояла у изголовья, как ангел смерти, готовый забрать ее, а мой отец, сидевший рядом с ней, то и дело шарил в карманах и прикидывал, как скоро он сможет вернуться к работе и к своим шлюхам.
Ева видела эскиз этого описания в папке, лежавшей под кроватью. Должно быть, он пользовался жуткими сценами из прошлого как средством для изгнания демонов, осаждавших его.
– Всю свою жизнь я убегал от болезней и особенно от смерти. Я просто… просто не могу этого вынести.
– Смерть – это часть жизни, Пабло, – тихо произнесла Ева.
– Только не моей жизни.
Ева снова ощутила барьер, промелькнувший между ними, и поняла, что сейчас ей лучше остановиться.
– Я просто загляну к ней, мы немного поболтаем, и все, – сказала она и начала подниматься. Пикассо схватил ее за руку. Она понимала, насколько он силен, и не стала противиться, поскольку хотела, по крайней мере, попытаться понять его.
– После смерти Кончиты, когда родители отослали меня в деревню, они думали, что это каким-то образом исцелит меня. Но мне тогда уже было так плохо, что они могли с таким же успехом оставить меня дома. Я возненавидел Бога. Но себя я ненавидел еще больше, потому что нарушил обещание, данное своей сестре.
– Мать всегда говорила, что Бог считает нас падшими созданиями. Он не может мстить, если знает, чего можно ожидать от каждого из нас.
– Разве тебе не кажется, что отобрать жизнь у маленькой девочки – очень похоже на возмездие?
Он передернул плечами от этого воспоминания, и Ева обняла его так сильно, как только могла.
– Никому из нас не дано избавиться от прошлого, мой дорогой Пабло, но мы можем выбирать будущее. Я понимаю, что в тебе живет тьма, но знаю, что со мной ты становишься другим человеком. Ты никогда не обидишь меня. Это просто невозможно представить. Я верю в это душой и сердцем. Никакое прошлое не в силах изменить наше будущее.
В конце концов он улыбнулся.
– Скажи, mi amor, когда ты стала такой мудрой? – спросил он и поцеловал ее с такой страстью, что она не смогла ответить на его вопрос.
…Пикассо положил пистолет в карман. Ева в этот момент надевала шляпку и не видела, что он взял оружие. Он отвез ее на такси в пригород Отей, поцеловал в щеку и попрощался перед входом в больницу, а потом велел шоферу отвезти его обратно к дому Ларуш.
Он надеялся, что Луи еще не уехал на работу в редакцию, так как предстоящая сцена не предназначалась для чужих глаз, но если придется покончить с этим типом, он был готов отправиться следом. Когда Пикассо тихо шел по коридору, то держал руку в кармане, где лежал пистолет. Это было оружие Касагемаса, то самое, из которого он застрелился. Не постучавшись, он распахнул дверь студии. Луи был один и работал над очередной карикатурой на маленьком чертежном столе у окна.
– Пикассо? – он поднял голову с удивленной улыбкой и быстро выпрямился. – Чему я обязан такой честью?
Пикассо был немного выбит из колеи. Он забыл, каким добродушным может выглядеть Луи. Этот человечек был похож на скользкую ящерицу с белесыми глазами, бледными бровями и тонкими бескровными губами. Он всегда казался Пикассо воплощением слабости. Несмотря на гнев, он осознал, что не может совершить того, что еще недавно собирался сделать ради Евы. Будет достаточно всего лишь напугать Луи.
