Карен Рэнни - Как избежать соблазна
Вопросы все множились, но ответов на них Джиллиана не находила. Приступ слабости накатил на нее, и она отложила гребень, вынужденная отдохнуть. Джиллиана не любила болеть. Вообще-то она болела редко. Конечно, случались простуды, и время от времени она температурила, но никогда прежде не чувствовала себя так, как сейчас, когда из нее словно выкачали силу.
Она опустила голову на подушки и закрыла глаза, позволив себе погрузиться в легкую дрему. Ее разбудил звук закрывающейся двери, а затем она услышала низкий голос, который узнала бы где угодно. Джиллиана открыла глаза и схватила гребень почти как оружие, пожалев, что у нее не хватило сил закончить расчесывание волос. Должно быть, сейчас она похожа на настоящее пугало. Но что делать, если даже улыбка была для нее делом нелегким?
Когда Грант вошел в комнату, сердце Джиллианы забилось чаще, и ей даже показалось, что она почувствовала себя лучше.
– Вам не совсем прилично находиться здесь, – сказала она. Голос у нее был хрипловатым, но во взгляде сквозила решимость. Однако Грант сделал еще пару шагов к ней и остановился только тогда, когда она вскинула руку.
– Разве приличия имеют для нас с тобой значение, Джиллиана? – улыбнулся он.
– Но вы же сами предупреждали меня об этом, – напомнила она, сжимая простыню. – Разве вы не печетесь даже сверх меры о приличиях?
– Ты находишь, что вчера я был чрезмерно приличным?
Он не отступил, не повернулся и не ушел. Нет, он подошел и присел на край кровати, словно хищник, который знает, как она слаба и едва ли не ранена эмоциями. В улыбке Гранта, однако, не было и намека на торжество. Напротив, выражение его лица казалось смущенным и озадаченным, как будто его беспокоили те же мысли, что терзали и ее. «Уходи. Останься».
Она не должна была в него влюбляться. Она и не собиралась этого делать. Разве она не прочла себе множество строгих лекций, особенно по приезде в Роузмур? Она не хотела переживать это чувство, разраставшееся глубоко внутри ее и словно делавшее ее невесомой, как будто она долго бежала и теперь никак не может перевести дух.
Джиллиана закрыла глаза и покачала головой, чувствуя, как Грант наклонился ближе. Когда он произнес ее имя этим своим спокойным голосом, чуть громче шепота, она снова покачала головой.
– Джиллиана, – позвал он еще раз.
Внезапно у нее возникло желание быть с ним честной, раскрыть все свои мысли до единой, обнажить все чувства, не бояться быть уязвимой перед ним. Но для этого ей придется признаться в силе и глубине скрытого отчаяния. Как же глупо было пренебрегать прошлым. Сейчас она впервые почувствовала, что может стать слабой. Ей больше не нужно быть такой осмотрительной.
Однако осторожность заставила ее промолчать, а сдержанность пришла на защиту гордости. Что будет, если он отвергнет ее? А если он проявит к ней доброту? Или если будет понимающим, но отчужденным?
«Я люблю тебя, Грант». Джиллиана почти слышала, как она произносит эти слова. А что, если он кивнет и небрежно улыбнется? Или рассеянным жестом потреплет ее по руке, жестокий в своей снисходительности? Что она станет делать? Как вынесет боль?
Возможно, лучше вообще не знать его реакции. Она останется в счастливом неведении, обитательницей этого странного, изнеженного мира.
В конце концов, это ее вина. Она пренебрегла всеми предостережениями.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как будто кто-то избил меня внутри, – призналась она, запоздало подумав, что ей следовало быть более деликатной в своем ответе.
Его улыбка погасла.
– Боюсь, так будет еще по крайней мере несколько дней, – сказал Грант.
Когда он потянулся к ее руке, Джиллиана позволила ему взять ее за руку.
– Что произошло? – Джиллиана могла бы нахмуриться, если б у нее были на это силы, но сейчас она просто ткнула гребнем в его сторону.
– Ты помнишь, как ела мой обед?
Она покачала головой, но тут же поняла, что это было неразумно, потому что почувствовала сильное головокружение.
– Нет, – ответила она. – Последнее, что я помню, – это утро. – Лицу стало жарко.
– Болото? – Грант снова улыбался.
Теперь она все же нахмурилась, но призналась:
– Нет. Позже.
– Когда мы занимались любовью.
Она отвела взгляд, устремив его на камин. Какая искусная резьба на каминной полке, и как странно, что она раньше этого не замечала.
– Я очень рад, что ты этого не забыла, – мягко проговорил Грант.
Разве она могла?
– Я заболела после того, как съела твой обед, – сказала она, решительно настроенная вернуть его к насущной теме. – Это было прокисшее молоко или несвежее мясо?
– Нет, – ответил он, покачав головой. – Подозреваю, что это было сделано намеренно, и боюсь, ты стала случайной жертвой.
Джиллиана вновь откинула голову на подушки. Она понимала, что еще не полностью восстановила силы, хотя наверняка могла бы мыслить яснее.
– Ты хочешь сказать, что меня отравили? – после паузы спросила она. – И что отравить собирались тебя?
– Да.
Она встретилась с ним взглядом.
– Надеюсь, ты ошибаешься.
– Нет. Лоренцо тоже так считает.
– О Боже, – прошептала Джиллиана.
– Я собираюсь держать тебя здесь до тех пор, пока ты не поправишься или пока я не выясню, кто стоит за этим.
– Это невозможно. – Были бы у нее силы, Джиллиана возражала бы против его заявления с большей решимостью. Пока же она была рада уже тому, что может говорить.
Грант встал и направился к двери, но остановился.
– Я граф Стрейтерн. В Роузмуре я могу делать все, что, черт возьми, пожелаю. И умоляю, не проси меня думать о репутации! Какой прок в незапятнанной чести, когда ты мертв?
– Значит, ты собираешься держать меня здесь для моей же пользы, и к черту весь этот мир?
Он прислонился к дверному косяку и сложил руки. Идеальная поза для графа, аристократа. И все же в данный момент он выглядел не столько графом, сколько просто Грантом.
– Именно.
– Стало быть, я твоя пленница? – спросила Джиллиана, не веря своим ушам.
– Если хочешь, можешь воспринимать это в таком свете, – проговорил он. – Но я предпочитаю думать об этом как об обеспечении твоей безопасности.
Грант сделал шаг в ее сторону, но остановился.
– Хочешь, я пришлю кого-нибудь побыть с тобой, чтобы тебе было спокойнее? Например, Агнес. Или любую другую служанку Роузмура, которую ты выберешь. Если захочешь, за твоей дверью будет стоять лакей. И еще один в коридоре.
– Значит, все знают, что я здесь?
– Знают Арабелла и доктор Фентон. Хотя теперь уже, наверное, об этом известно всем обитателям Роузмура.
– И твоей матери?
– Да.
– Значит, независимо от того, что будет сделано в дальнейшем, урон уже нанесен.
