Диана Гроу - Принцесса гарема

– Прекрасный поэт, этот Дионисий, – сказал он, прежде чем прочесть вслух отрывок.

Словно дерево, вросшее корнями в землю,Я стою неподвижно у твоего окна.Тысяча маленьких удовольствий ждет меня внутри,Но я не могу пошевелиться и даже вздохнуть,Надеясь только на легкое трепетание твоей занавески.

Валдис закусила нижнюю губу. Эрик когда-то читал ей эти стихи.

– В этом стихотворении скрыта глубокая печаль, – произнес Дамиан. – Как прекрасно уловил поэт желание сердца завладеть недостижимым.

Так же, как ее сердце до сих пор желало Эрика. Валдис думала, что чаша ее плача иссякла, но в глазах снова начали закипать слезы. Она изо всех сил пыталась не расплакаться, но как только первая слеза упала ей на одежды, она не смогла более сдерживаться.

Оранжевое солнце слепило глаза, и Валдис закрыла их, но слезы все равно текли. Она почувствовала, что сотрясается в рыданиях, и ей захотелось кричать. Однако она позволила себе только слабый стон.

Дамиан обнял девушку, положив ее голову себе на грудь и мягко гладя по плечу. Пока она плакала, он шептал ей слова утешения, но она не могла понять их смысла– Наконец она затихла в его руках.

– Той боли, – сказал он шепотом, – которую ты испытываешь, я сочувствую больше, чем могу выразить.

Она была удивлена, услышав от него такое признание. Неприязнь Дамиана к Эрику и острая антипатия между ними была очевидна с самого начала. Теперь, в тяжелый для нее момент, ее старый хозяин разделял ее горе.

– Это не твоя вина, – произнесла она. Его объятия немного успокоили ее. – Это я во всем виновата. Я не должна была упоминать про представление Мохаммеду.

– Нет, Валдис, тебе не стоит себя винить, поскольку это доказало, что твой хозяин и Лео находятся в сговоре. Все же очень жаль варяга.

По ее телу пробежала дрожь. К ее удивлению, евнух взял ее за подбородок и наклонил ее голову назад. Затем он сделал то, чего она меньше всего ожидала от своего бывшего хозяина.

Дамиан поцеловал ее.

Глава 28

Если бы я позволял себе испытывать чувство вины по поводу того, что сделал на благо процветания империи, я бы никогда не завершил ни одного дела.

Человек, стоявший на крыше одного из беднейших монастырей Студиона в самом грязном квартале величественного города, задыхался от охватившей его ярости. В руках у него было увеличительное стекло, с помощью которого он наблюдал за парочкой на крыше дома за несколько кварталов от него. Он моргал от боли, которую ему причиняло малейшее движение.

– Осторожно, брат мой, – предупредил находившийся с ним поблизости монах. – Ожоги еще не зажили. Твоя кожа пока еще очень чувствительна. Но Бог милосерден. Ты будешь жить.

– Но я никогда не буду таким, как раньше, – тихо прибавил собеседник.

Монах улыбнулся ему почти детской улыбкой.

– Не важно, Эрик, – ему с трудом удалось произнести сложное иностранное имя, втягивая губы внутрь, – в глазах Всевышнего мы все одинаковы.

Эрик еще раз взглянул на крышу дома Хабиба ибн Мохаммеда. Даже без увеличительного стекла он увидел, что Валдис и евнух уже ушли.

Так даже лучше. Когда он видел женщину, которую любил, в объятиях другого, это жгло ему сердце так же, как греческий огонь кожу. Он не мог без содрогания вспоминать события морского боя, превратившегося для него и его друзей в конец света.

Когда Эрик понял, что доу не сможет справиться с огнем, он сделал единственно возможное: он приказал команде покинуть корабль.

Лучше умереть в воде, чем в огне.

Эрик сделал глубокий вдох, наполнив легкие драгоценным воздухом как раз перед тем, как вокруг него по воде заплясало пламя. Он бросился в воду, но его тяжелые латы сразу же потащили его ко дну. Он пытался избавиться от лат на ногах и нагрудного панциря, дергая за кожаные перевязки. Его охватила паника. Вдруг он вспомнил про нож, вытащил кинжал с роговой рукояткой и перерезал кожаные ремни, освобождая себя.

Уши заложило от поднимающегося давления воды, но все же он мог слышать приглушенные крики тех, кто попал в самое пекло. Его товарищи барахтались в воде, пытаясь спастись от оранжевых языков пламени, пляшущих на поверхности. В тусклом свете огня он видел их искаженные от ужаса лица. Некоторые сдались и прекратили борьбу, и их движения замедлялись, как у заводных птиц на императорских часах.

Как только Эрик освободился от своих лат, он попробовал выбраться на поверхность. Однако путь ему преграждало плясавшее на волнах пламя. Греческий огонь нельзя было потушить, поскольку он продолжал гореть даже на поверхности воды. Казалось, будто вода была его топливом.

Эрик искал чистое место на поверхности, где бы он мог вынырнуть и глотнуть воздуха. Наконец он увидел небольшой участок воды над тонущей доу и устремился туда, обогнув одну из тонущих частей обуглившегося корабля.

Он выплыл на поверхность и глубоко вдохнул, закашлялся от дыма, и в ту же минуту огонь сомкнулся вокруг него, обжигая правую щеку. Он снова нырнул под воду. На севере он славился своей способностью удерживать дыхание под водой долгое время. Теперь это могло его спасти. Он не помнил, сколько раз ему приходилось выныривать на поверхность и нырять снова. Он знал только, что ему не всегда удавалось обойти стороной коварного огненного греческого монстра.

Он перестал чувствовать свое левое плечо. Кожа на шее и щеке собралась в клочья. Огонь сжег его правое ухо, бороду и волосы, но пощадил глаза.

Наконец Эрик выплыл на песчаную отмель у устья залива. Тяжело дыша, он пролежал там, как ему показалось, целую вечность. Когда он собрался с силами и поднялся на ноги, все его тело кричало от боли. Все находящиеся в гавани были обеспокоены безопасностью императора, и никто не обратил на него внимания, пока к нему не подошел брат Нестор. Увидев, в каком состоянии находится Эрик, он взял его за руку, как будто тот был маленьким мальчиком. Эрик не задавал вопросов. Он следовал за монахом, передвигая одну ногу за другой, морщась от боли. Наконец жар стал нестерпимым, и Эрик потерял сознание. Он подозревал, что Нестор и его братья-монахи несли его тяжелое тело весь остаток пути, потому что не помнил, как оказался в монастыре.

– У тебя тяжело на душе, брат мой, – сказал монах. – Покой в сердце поможет твоему телу зажить быстрее.

– Поверь мне, Нестор, мое тело заживет быстрее души.

Монах бросил взгляд в сторону большого дома шелкового магната.

– Эта женщина очень красива. Но вспомни историю короля Давида. Ничего хорошего не выйдет, если мужчина будет глазеть на женщину с чужой крыши.[27]