Джудит Айвори - Рыжий ангел
У Кристины засосало под ложечкой. Сэм, неунывающий оптимист, выглядел усталым и измученным.
– Наверное, вам следовало немного подождать…
Сэм покачал головой:
– И так долго ждали. – Он пытался казаться беззаботным, но у него не получалось. Сэм через силу засмеялся. – Если Адриан придет, а нас не будет, он разозлится, что мы нарушили его план. Прочтите ему хорошую нотацию, такую, чтобы я порадовался. Кто-нибудь через день вернется проверить, появился ли он. – Сэм умолк. Нетерпеливый голос окликнул его с улицы. Сэм посмотрел на Кристину. – Берегите себя. Мы дадим вам знать… – Он искал подходящие слова, потом оставил эту затею.
Кристина пошла за ним к двери и долго стояла, прислонившись к ней.
– У него всегда неприятности. В этом он преуспел. – Лафонтен вышел в коридор. – Адриан родился, когда мне было пятьдесят. Пятьдесят лет покоя и здравомыслия. А потом хаос. Тридцать пять лет я живу в страхе, ожидая, что он еще натворит. Может быть, пойдем в гостиную? Там тепло.
– Вы расскажете мне о его жене?
Это покоробило старика.
– Нет! – отрезал он, но передумал и уже мягче сказал: – Может быть… Рассказывать почти нечего, – сказал Лафонтен, сев в кресло у камина. Кристина устроилась напротив. – Адриан женился на своей кузине. Ему было девятнадцать, ей семнадцать. Когда ему было двадцать четыре, они разъехались.
– Развелись, – сказала Кристина.
– Это был английский развод. Не хочу обижать вас, милая, но вы имеете дело с женатым мужчиной, – с вежливой улыбкой поправил ее старик.
Кристина смотрела в огонь.
– Почему они разъехались?
– Кто знает? – Старик состроил гримасу. Он не хотел это обсуждать. – Я вырастил его. Вы это знаете? – Приняв ее молчание за поощрение, Лафонтен откинулся в кресле. – Отец отправил его ко мне после смерти матери. Адриан был очень милый, ласковый мальчик, не по годам развитой. – Он смотрел на свои руки, мнущие ткань брюк. – Моя жена умерла, мы остались вдвоем. – И он был… как это по-английски? зеницей моего ока. Когда умер его отец, Адриану было одиннадцать. Дядя отправил его в закрытую английскую школу. – Лафонтен вздохнул. – Это можно понять: английское образование для английского лорда. Я не мог возражать, тем более что дядя был его официальным опекуном, а я – всего лишь старый родственник-иностранец. Я скучал по Адриану. – Старик нахмурился. – Мне не нравилась эта школа. Очень суровое место. Он оттуда сбегал. Его отвратительное поведение равнялось их суровости. Его выгнали.
– Почему?
– За плохую репутацию и неисправимость. – Лафонтен усмехнулся. – Я это знал. Я редко наказывал его. – На его лице появилось задумчивое выражение, – Возможно, отсюда все неприятности Адриана. Но я думаю, не в этом дело. Когда я его бил, он приходил в ярость. Меня всегда восхищало, какое чувство собственного достоинства у этого ребенка. Мы с его отцом привыкли шутить на эту тему: единственный ребенок в Англии и Франции, который избежал розог, поскольку просто был выше этого. Хотя, подозреваю, его отец всегда тайно жалел, что не порол Адриана. – Вздохнув, Лафонтен покачал головой. – Дядя это уладил. Но на английский манер. – На лице старика мелькнуло неодобрительное выражение. – Английское образование вколачивают тростью. – Он фыркнул и многозначительно поднял палец. – Там Адриан узнал, что такое сила, и какое несчастье ее не иметь. Образование для высшего общества! Учителя наказывают мальчиков, а те растут, тренируясь друг на друге. С тех пор его как подменили. Он уже никогда не был прежним. Хотя кто может сказать? – Старик, казалось, пытался скрыть свои чувства. – Но не это я начал рассказывать, – нахмурился он. – Ах да. Я растил его. Я его потерял. – Лафонтен улыбнулся. – Я получил его назад. Его выгнали из одной школы, потом из другой, третьей. Его английский дядюшка опустил руки. Когда Адриан вернулся, ему было семнадцать. Он был на голову выше меня, сильно раздался в плечах, в отличие от всех мужчин в нашей семье. Он напоминал мне своего английского дядюшку… И этот Адриан, – продолжал француз, – перевернул вверх дном весь дом. Своенравный. Эгоцентричный. Трудный. И слишком умный. Он делал только то, что хотел. И Мари-Маделин, его кузина, с первого взгляда решила, что встретила самого красивого, самого умного, самого храброго юношу на свете…
Старик поднялся подбросить дров в огонь. Он помешивал угли, словно воспоминания.
И вдруг они услышали звук. Слабый, будто кто-то намеренно тихо подкрадывался к дому по снегу.
Кристина посмотрела на своего единственного союзника, худенького восьмидесятипятилетнего француза. Потом выбралась из кресла и взяла кочергу.
Перевалив через гребень холма, Адриан увидел свет. Когда он подходил к дому, огонек казался не столько теплым и успокаивающим, сколько… нереальным, невозможным. Он так долго шел в темноте, в снегу, так замерз. Огонек, светившийся в маленьком домике, больше походил на лучи чужого солнца, освещавшего другую планету. Адриан подошел к двери. Она распахнулась. Он вошел и… замер.
Его приветствовала размахивающая кочергой Кристина. Он рассмеялся. По сравнению с огромным животом ее ноги казались совсем тоненькими. Но она с такой решимостью сжимала в руке кочергу, что вздулись вены на тонком запястье. Это была реальная опасность. Кристина угрожала ему с удивительной подвижностью, несмотря на мешавший живот.
Она посмотрела ему в глаза. Было мало возможностей узнать Адриана, поскольку он с головы до ног был замотан в лохмотья. Кристина шагнула ближе, пристально посмотрела на него и нахмурилась. Потом подошла еще ближе. Неуверенное узнавание мелькнуло на ее лице. Кочерга немного опустилась.
А его вдруг захлестнули пустые, тщеславные мысли. Оцепеневший от холода, едва избежавший удара по голове кочергой, он мог думать только о том, как ужасно выглядит и как отвратительно от него пахнет. Он был весь в грязи и благоухал помойкой. До глаз замотанный в лохмотья, он походил на запеленатую мумию, пахнущую задворками Парижа.
– Осторожнее, Кристина. – Адриан поднял руки, чтобы она ненароком не ударила его. – Это будет скверная шутка после такого тяжелого дня.
Кочерга со звоном упала на пол.
– Адриан!
Она обняла его, срывая с лица лохмотья.
– Не надо, ты вся перемажешься.
Ему хотелось прижать Кристину к себе, но зная, какое зловоние распространит грязь в теплой комнате, он понимал, что нужно отстранить ее от себя.
Не обращая внимания на его усилия, она, захлебываясь, тараторила:
– …они отправились за тобой… все думали… где ты был? – У нее тряслись руки. – Ах ты, глупый! – плакала она. – Что ты наделал?! Мы тут все до смерти перепугались!
