Джуд Деверо - Обжигающий лед
Ее опасения подтвердились после вчерашнего телефонного звонка Памелы Фентон. Пам умоляла Хьюстон отменить обед, объясняя это тем, что у нее плохие предчувствия по поводу того, что будет сказано на этом обеде. Она заметила, что сердце ее отца может не выдержать и что она боится темперамента Кейна.
Хьюстон попробовала поговорить с Кейном, но он только заявил, что она ничего не понимает. Она ответила, что хотела бы его понять, если бы он ей все объяснил.
И именно тогда он пообещал, что расскажет ей все перед самым обедом.
Теперь, осматривая себя перед зеркалом, она обнаружила, что ее трясет.
Увидев Кейна у себя за спиной, она судорожно вздохнула.
– Повернись, – сказал он, – у меня для тебя кое-что есть.
Она повернулась обратно к зеркалу, и в этот момент Кейн опустил ей на шею каскад бриллиантов. Они лежали у нее на плечах, как высокий воротник, спадая с ключиц замысловатыми петлями.
Он отступил на шаг и посмотрел на нее.
– Хорошо, – сказал он и, взяв ее за руку, повел в свою спальню.
Не говоря ни слова и ощущая тяжесть бриллиантов вокруг горла, она села в синее парчовое кресло перед инкрустированным круглым столиком.
Кейн подошел к панели в стене, сдвинул вбок часть декоративной лепки и нащупал маленький рычаг. Панель въехала внутрь, открывая сейф, вделанный в стену.
– Очень немногие знают полностью историю, которую я хочу тебе рассказать. Некоторые знают ее частично и додумывают ее сами, но додумывают не правильно. Мне удалось собрать ее по кусочкам только после многих лет работы.
Из сейфа он достал кожаный портфель, открыл его и протянул Хьюстон маленькую фотографию.
– Это моя мать.
– Чарити Фентон, – прошептала она, разглядывая красивую женщину на снимке: очень молодую, темноволосую, с черными глазами.
Она заметила удивление на лице Кейна.
– Эден рассказал мне, кто она такая.
– Он рассказал тебе все, что знал.
Он дал ей фотографию четырех молодых людей – все четверо выглядели, как будто чувствовали себе не в своей тарелке в студии фотографа. Двое из них были похожи на Кейна.
– Это четверо братьев Таггертов. Самый младший – Лайл – отец Яна, следующий – Рейф, затем Шервин, а потом мой отец, Фрэнк.
– Ты похож на своего отца, – сказал она. Кейн не ответил, а выложил все оставшееся содержимое портфеля на столик.
– Это оригиналы или копии всех тех документов, которые я смог разыскать. Все они относятся либо к моим родителям, либо к моему рождению.
Она пробежала глазами по бумагам, отметив только копию родословного древа, из которого становилось ясно, что Натаниель Таггерт женился на двенадцатилетней французской графине. Но вскоре Хьюстон снова подняла глаза в ожидании продолжения истории, которая стояла за бумагами и могла бы пролить свет на причины ненависти, питаемой Кейном к семье своей матери.
Он подошел к окну и окинул взглядом сад.
– Я не думаю, что ты что-нибудь знаешь о Горасе Фентоне, ввиду того, что он умер задолго до твоего рождения. Он был отцом Джекоба. Или по меньшей мере Джекоб думал, что Горас был его отцом. Правда заключается в том, что Горас уже отчаялся иметь своих детей и усыновил новорожденного одних людей, ехавших в Калифорнию, но трагически погибших под копытами взбесившихся лошадей. Но всего через несколько лет после этого у Гораса родилась-таки дочь, и они назвали ее Чарити потому, что были безумно счастливы.
– Из того, что мне удалось разузнать, не было ребенка, более избалованного, чем мисс Чарити Фентон. Мать брала ее в "путешествия по всему миру, а отец покупал ей все, о чем она могла только подумать.
– А как же обращались с Джекобом? – спросила Хьюстон.
– Неплохо. Старик Горас избаловал свою дочь, зато он научил своего сына, как выжить в этом мире, – может быть, для того, чтобы он мог помочь Чарити после его смерти. Джекоба научили управлять империей, которую создал Горас.
..Я точно знаю, как они встретились. Я думаю, Фрэнка Таггерта уполномочили подать Фентону очередные жалобы по поводу лесопилки – это было еще до того, как открылись угольные шахты, – и он встретил Чарити. Как бы то ни было, они сошлись очень быстро, и она решила, что хочет выйти замуж за Фрэнка. Я не думаю, что когда-нибудь приходила в ее маленькую испорченную головку мысль, что ее отец посмеет ей в чем-либо отказать.
Но Горас не только запретил ей выходить замуж за Таггерта, но и запер ее в комнате. Каким-то образом ей удалось бежать, и она провела с Фрэнком два дня. Когда люди ее отца нашли их, она как раз была с ним в постели и заявила своему отцу, что не расстанется с Фрэнком, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.
– Как это ужасно, – прошептала Хьюстон. Кейн достал сигару из тумбочки около кровати и закурил.
– Она-таки его получила: через два месяца она сообщила родителям, что беременна.
– Тобой, – мягко сказала Хьюстон.
– Мной. Горас выкинул дочь из дома и сказал ей, что она ему больше не дочь. Его жена слегла в постель и оставалась там до тех пор, пока не умерла четырьмя месяцами позже.
– И ты ненавидишь Фентонов, потому что ты по закону такой же наследник, как и Джекоб, но тебя сослали в конюшни.
– Такой же, черт побери! – взорвался Кейн. – Ты еще и половины истории не слышала. Чарити переехала в трущобы, где жили Таггерты – единственное жилье, которое они могли себе позволить на ту зарплату, – что платил им Фентон, и возненавидела их. Конечно, никто не хотел с ней говорить: ведь она была одна из Фентонов, да и из того, что я слышал, никто и не собирался сбивать с нее спесь.
..Через два месяца после того, как она вышла замуж за Фрэнка Таггерта – у меня тут есть свидетельство о браке, – он погиб под рухнувшими штабелями.
– И Чарити вынуждена была вернуться в дом отца.
– Он был сволочью, каких свет не видывал. Чарити попыталась обойтись без него, но чуть не умерла с голода. Я разговаривал со служанкой, которая работала тогда у Фентонов, и она рассказала, что, когда Чарити вернулась, она была грязной, исхудавшей и на последнем месяце беременности. Горас только бросил на нее взгляд и сказал, что она убьет свою мать, и что она сможет остаться только в качестве служанки. Он послал ее мыть посуду на кухню.
Хьюстон поднялась и встала около мужа, положив руку на его плечо. Она чувствовала, как он дрожал от переполнявших его чувств. Голос Кейна сделался тише.
– После того как моя мать четырнадцать часов скребла тарелки Фентона, она поднялась наверх, родила меня и после этого хладнокровно повесилась.
Хьюстон в изумлении смотрела на него.
– Никто не спас ее?
– Никто. Фентон поместил ее в самую дальнюю комнату на чердаке, и, даже если она и кричала, никто не мог ее услышать.