Лесия Корнуолл - Цена обольщения
Он обязан объясниться перед Эвелин.
И предостеречь.
Глава 37
Эвелин знала, кто войдет, прежде чем открылась дверь.
Предательски скрипнула половица в коридоре — звук, которого она с таким нетерпением дожидалась на протяжении многих ночей и которого так боялась теперь.
Он вошел и закрыл за собой дверь. На нем не было больше парика и ливреи, и Эвелин почувствовала, как ее сердце превращается в камень. Они не были больше любовниками, не были равными по положению. Он был офицер, а не солдат. Джентльмен, а не слуга. Сын графа.
И предатель.
Он с непроницаемым лицом ждал, что Эвелин заговорит первой. Ждал ли он, что она закричит или заплачет? Но она не доставит ему такого удовольствия. Ну как случилось, что она во второй раз связалась с предателем?
— Тебя послал Филипп? — спросила Эвелин.
Синджон поморщился.
— Нет. Господи, Эвелин, нет!
Синджон направился к Эвелин, но она встала с кровати и посмотрела на него так, что он не осмелился сделать ни шага больше. Волна знакомого томления зародилась в душе Эвелин, но она подавила ее усилием воли.
— Я бы рассказал правду перед ужином, если бы ты дала мне возможность.
Голос Синджона звучал гневно, но он не имел на это права. Эвелин прищурилась.
— Какую правду? Единственная правда состоит в том, что ты лгал мне. Ведь ты, как я понимаю, Синджон Радерфорд?
Непривычное имя обожгло язык.
— Да. Герцогиня Элизабет моя мать, а Мирс — брат.
Брови Эвелин взметнулись вверх.
— А еще ты предатель, насильник и лжец. Лорд Крейтон предостерегал меня от общения с тобой, — сказала она.
— Он солгал, — устало ответил Синджон. — Эвелин, я…
Но она не позволила ему закончить.
— И ты еще смеешь обвинять кого-то во лжи? Син — подходящее для тебя имя! Твоя душа так же черна и уродлива, как… — Эвелин даже сейчас не смогла произнести имени своего мужа вслух. Только не здесь. — Мне следовало запереть эту комнату.
— Незачем лицемерить, Эвелин! Тебе было все равно, кто я такой, — осуждающе произнес Синджон.
Но ей было не все равно. Она выбрала его и не хотела никого другого. Только его. Эвелин дрожала от гнева, смешанного с сожалением или ощущением потери. Она не знала названия тому ужасному чувству, которое грозило захлестнуть ее с головой.
— Ты выбрала меня, потому что я был твоим слугой. Ведь это так удобно — иметь любовника под рукой. Надо же, у всемогущей и неприступной Эвелин Реншо тоже есть сердце и способность испытывать страсть.
Ну неужели он никогда не замолчит? Каждое слово точно нож вонзалось в сердце Эвелин.
— Мое сердце свободно, — храбро солгала Эвелин. — Ты ничего для меня не значил. У моих сестер есть любовники. Так почему у меня не может быть? С тобой было приятно отвлечься от проблем. Спасибо тебе за это. Я должна тебе сколько-то?
Синджон прищурился, и Эвелин разглядела в глубине его глаз нечто такое, от чего у нее перехватило дыхание. Может, это была боль? Она задела его за живое, отомстила за свое разочарование. Только вот привкус мести оказался слишком горек.
— Я пришел сюда не для того, чтобы спорить. Я хочу тебя предупредить, Эвелин. Филипп очень опасен. У него много врагов, и они не остановятся ни перед чем, чтобы получить желаемое.
— Ах да, француз в парке. Как давно это было? — с сарказмом спросила Эвелин. — Неужели ты в самом деле думаешь, что я не смогу жить без твоей защиты?
Эвелин набрала полную грудь воздуха, чтобы прогнать Синджона прочь, но он подошел ближе. Эвелин ощутила исходящий от него аромат шерсти, сахара и мужского тела. Она влюбилась в этот аромат. Во рту у Эвелин пересохло, и она забыла, что собиралась сказать.
Синджон взял ее за плечо, и это невинное прикосновение поразило Эвелин, точно разряд молнии. Она сбросила его руку, отошла на шаг назад и вложила в свой взгляд все презрение, на какое только была способна.
Синджон опустил руки, стараясь выглядеть безобидным и невинным.
Но это было не так.
— Эвелин, клянусь, я расскажу тебе все, но только не сегодня. Я уйду, а завтра приду к тебе снова.
— Нет. Я не желаю вас больше видеть, мистер Радерфорд. Или мне стоит назвать вас капитаном? Видишь, я даже не знаю, как к тебе обращаться.
— Зови меня Синджоном.
Эвелин вздернула подбородок.
— Не думаю, что это удачная идея.
— Тогда я навещу тебя через несколько дней. Эвелин, после того, что было между нами, я заслужил возможность объясниться.
Да как он смел говорить об их отношениях так, словно они что-то для него значили? Эвелин гневно посмотрела на него, но не увидела в ответном взгляде гордости. Синджон выглядел таким же искренним и надежным, как всегда.
Эвелин почувствовала, как верхушка возникшего в ее груди айсберга начала понемногу таять. Должно быть, Синджон это тоже почувствовал.
— Ты могла бы прислать записку, когда почувствуешь, что готова меня выслушать. Я остановлюсь у…
Синджон осекся, словно не знал, что сказать дальше.
— Я не желаю этого знать. Мне нет до этого никакого дела. Я не хочу, чтобы меня снова одурачили и предали. — Эвелин отвернулась. — Мне все равно, куда ты пойдешь. Надеюсь, что в тюрьму или в ад.
Синджон долго стоял у Эвелин за спиной, но она отказывалась оборачиваться. Она отсчитывала секунды, дрожа всем телом. Если Синджон помедлит еще немного, она разразится слезами. Она уже чувствовала, как они обжигают ей глаза, и боролась с ними всеми силами.
Наконец Синджон ушел, тихонько притворив за собой дверь, а Эвелин подождала, пока его шаги затихнут в коридоре.
Эвелин отерла скатившуюся по щеке слезу и легла в постель. Из-за сегодняшнего происшествия скандал вокруг ее имени разгорится с новой силой. Жена предателя повинна в новых грехах. Теперь сплетни не стихнут никогда. Эвелин не вынесет насмешек, когда рядом с ее именем возникнет имя еще одного предателя.
Ей необходимо уехать из Лондона. Шпионы последуют за ней и в Линвуд, если захотят.
Нет причины ждать. Любовника у нее больше нет. У нее теперь вообще ничего нет.
Глава 38
Она самая упрямая и сложная женщина из тех, кого он когда-либо встречал, думал Синджон, пакуя вещи в своей каморке.
А еще Эвелин очень ранима. При мысли о том, что ей грозит беда, желудок Синджона болезненно сжимался.
Он достал из тайника знамя. Ему здесь больше не место, как и самому Синджону.
Синджон снял ливрею, зашил знамя под подкладку и собрал оставшиеся вещи. Их было не слишком много. Ботинки, несколько чистых рубашек и носовых платков. Ненавистный парик он оставил на кровати.
