Порабощенные сердца - Хилл Эдит
Чары разрушились, она сделала шаг назад. Он выбросил руку и, схватив ее за локоть, не дал уйти.
— Ты даже не хочешь узнать, почему?
В его голосе ясно послышался гнев. Она смешалась, но избежала его взгляда. Яростно мигая, чтобы остановить подступающие слезы, она повторила его вопрос.
— Почему? Мне не важно, почему. — Голос звучал приглушенно и ровно, с подчеркнутой грубостью. — Но я догадываюсь. Ты достиг того, ради чего прибыл сюда. Теперь Церрикс отсылает тебя обратно к твоим Орлам.
— Да, Церрикс посылает меня назад, — резко возразил он, — но не потому, что удалось то, ради чего я послан сюда. Пожалуй, если я не пойду, дело провалится окончательно.
Слова были непонятны. Рика пожала плечами в знак своего замешательства. Но он, должно быть, принял это за безразличие или даже за нежелание понять, потому что схватил и вторую ее руку и впился в нее с такой силой, что у нее вырвался тихий крик, скорее от удивления, чем от боли.
Он выругался на своем языке, она не поняла и попробовала вырваться, испуганная яростью, которую ощущала в нем.
Хватка ослабела, но не настолько, чтобы можно было освободиться.
— Послушай меня, Рика. Этим утром один из моих людей пытался убить Церрикса. Он действовал не в качестве солдата Рима, а скорее, как убийца, нанятый Мауриком. Сейчас Маурик покинул крепость, уведя с собой около сорока воинов, которые либо ничего не знают о его измене, либо сами помогали ему в этом.
Ее замешательство усилилось.
— Я не понимаю. Какое отношение это имеет к тебе? Если даже тот, кто пытался убить Церрикса, — один из твоих солдат, зачем нужно отсылать тебя обратно в твою армию?
— По той же причине, по которой я покинул ее и появился три месяца назад в этой крепости. — Внезапно его голос стал тихим и усталым. Он вздохнул. — Рика, я послан сюда новым наместником Британии, человеком по имени Агрикола. С полного согласия и ведома Церрикса я должен стать его глазами и ушами, его послом, и попытаться установить мир между нашими народами.
Так вот какова причина его появления здесь — "план». Она чувствовала. В подтверждение своей догадки спросила:
— Когда Церрикс сказал Маурику, что ты нужен ему живым, иначе его планы рухнут и будущее племени окажется под угрозой, он имел в виду этот мир, не так ли? — Гален кивнул. — И все же это не объясняет необходимости твоего ухода. Ты сказал, что, если ты не уйдешь, все будет потеряно. Но если ты имеешь в виду мир, заключенный с Церриксом, как может он пострадать от измены Маурика?
— Потому что ненависть и жажда мести завели Маурика так далеко, что поставили вне рамок закона и чести. Подобно взбесившемуся волку он готов напасть даже на свою стаю. Чтобы уничтожить Церрикса, он нарушит мир. А армия Агриколы движется сюда, чтобы договориться об этом мире. Но Маурик и его последователи вышли на тропу войны. Если они доберутся до Агриколы и его легиона раньше меня и нападут, Агрикола не будет знать, что это вопреки воле Церрикса. Он ответит немедленно и беспощадно. И он не будет разбираться, кто бунтовщик, а кто нет. Даже если я и доберусь до него, то будет слишком поздно. Пламя войны заполыхает и будет гореть, пока одна из сил не уничтожит другую.
Он замолчал, как будто ожидал от нее ответа.
— Теперь ты понимаешь, почему я должен идти? — Он отпустил ее руку и коснулся лица. — Рика, посмотри на меня.
Только теперь, услышав его просьбу, она поняла, что все это время смотрела на него и не видела, слушала и не понимала смысла слов. Это помогало ей переносить боль. Но теперь он раздвинул барьер, и ее сердце открылось.
Почему же тогда она не чувствует боли? Не ощущает абсолютно ничего! Может быть, она уже мертва? Ведь если погибает сердце, тело жить не может!
Послышались шаги и призывные возгласы. Не оглядываясь, она поняла, что пришли воины Церрикса.
— Ты должен идти, — услышала она свой голос. — Ты должен остановить Маурика.
Он оглянулся на ожидающих его людей, потом снова посмотрел на нее.
— Объясни все Дафидду. Расскажи, почему я ушел, и передай, что я вернусь.
— Нет. — Она закусила нижнюю губу, чтобы остановить дрожь, и взглянула на гордое и красивое лицо, еще не так давно казавшееся ей таким странным. Она так хорошо изучила каждую черточку, каждую линию. Опустив взгляд, она осторожно просунула пальцы между рабским ошейником и шеей. Там, где кованое железо соприкасалось с кожей, оно было теплым. — Ты не вернешься назад, — тихо сказала она, вновь встретившись с ним взглядом. — Мы оба знаем, что это правда, Гален. Уйдя, человек, стоящий передо мной, не вернется таким же. Ты уйдешь. Но тот, кто вернется, хотя у него и будет твое лицо и твой голос, не будет тобой. Он будет римским солдатом.
Он не стал ни отрицать, ни оправдываться. Это не имело смысла. Они всегда знали, что так должно быть.
— Римлянин! Нам пора, идем!
Рика опустила руку и потупилась.
— Мне… мне надо к Дафидду. Пусть… пусть хранят тебя боги. — Она повернулась к хижине и больше не оглядывалась.
— Нет!
Рика понимала его гнев. Он чувствовал, что его предали. Она положила руку на плечо.
— Дафидд…
Он дернулся, сбросил руку и, сгорбившись, отвернулся.
— Оставь меня.
Она отошла на шаг.
— Дафидд, мы всегда понимали… — Хотя ничто не в состоянии было смягчить жестокость этих слов, она старалась говорить ласково. — Мы всегда понимали, что он не может остаться, что когда-нибудь он покинет нас.
— Он вернется! — Белокурая головка повернулась, и она увидела слезы в его глазах. — Если он сказал, так оно и будет!
— Да, он сказал это. Но никто не может знать наверняка. Все может измениться…
— Он вернется. Я знаю! — Дафидд вытер глаза кулаком. Нервно сглотнув несколько раз, расправил плечи и задрал голову, как будто вызывая ее на спор. — Я знаю. И когда он вернется, все будет по-прежнему.
Рика вздохнула. Временами Дафидд проявлял удивительное упорство и принимал за реальность только то, что чувствовал сам. Но иногда он становился ужасным фантазером. Сейчас он совершенно не соглашался прислушаться к голосу разума.
— Дафидд, по-прежнему никогда не будет. Может быть, ты прав, и он вернется. Но это будет не тот Гален, которого ты знал. Он придет с войском, одетый в доспехи и шлем. Может быть, ты его даже не узнаешь. А ему, может быть, нельзя будет узнавать тебя.
— Конечно, он узнает! — Лицо исказилось от гнева. — Не говори так!
Рика опустилась рядом с мальчиком на колени. Обняв за худенькие плечи, она повернула его лицом к себе.
— Извини, Дафидд. Я не хотела быть жестокой, но если он и вернется, что это изменит? Он же говорил тебе, что римский солдат должен служить двадцать пять лет. Когда ему можно будет оставить армию, у него будет седая борода, как у того, которого он зовет Сита. Дафидд, прошу тебя, слушай меня.
Она смахнула со лба упавшую прядь волос.
— Он не мирный человек, спокойно проживающий свой век и умирающий в своей постели. Он воин. Ты слышал его рассказы о дальних странах и необычных людях. Может ли он остаться, будет ли доволен, возделывая землю и выращивая урожай? — Она говорила теперь почти шепотом. — Я знаю, что ты любишь его, я тоже люблю его.
— Тогда почему ты отпустила его? — Голубые глаза смотрели на нее с недоверием. — Почему не заставила остаться? Хотя бы попросила.
— Потому что он не фермер и не раб, и никогда не был ни тем, ни другим. И я не любила бы его, если бы попыталась заставить его стать другим.
Он затряс головой.
— Гален говорил мне, что мужчина сражается за то, что любит.
Рика замигала от внезапно нахлынувших слез.
— Дафидд, я тоже была при этом и слышала его слова. Он говорил, что мужчина сражается во имя любви, а не за то, чтобы удержать любовь.
Он странно посмотрел на нее.
— Ты женщина, ты не понимаешь, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Но это не имеет значения. Я знаю…
Поскольку он по-детски отрицал то, чего не мог понять, она восприняла его странный ответ за согласие. Особенно когда услышала окончание.
