Элизабет Бойл - Дерзкий ангел
Джайлз дернулся, намереваясь броситься на негодяев.
Не успев осознать, что делает, Свирель приказала Оливеру:
— Останови его! — И к своему ужасу поняла, что имела в виду не злодея, а Джайлза.
Оливер успел схватить Джайлза за воротник и перехватить другой рукой так, что Джайлз не мог пошевелиться.
— Немедленно отпусти меня! — прошипел взбешенный Джайлз через плечо, пытаясь вырваться из мертвой хватки Оливера.
София помотала головой, не позволяя ему сделать то, что он считал справедливым. По той причине, что если бы он вмешался, то следующими жертвами стали бы они.
Ни дряхлый вид старика, ни его слабые протесты не остановили мгновенно разъярившуюся толпу. Она окружила старика. Полицейские подняли свои пики и начали кровавое избиение.
— Крови. Крови. Крови, — скандировала толпа. И побежала. Окровавленное старческое тело яркой кучкой осталось лежать на серой грязной улице.
София заставляла себя отвести взгляд от той жуткой мясорубки, в которую превратилось нападение на беззащитного старика. Как и в своем ночном кошмаре, она будто оцепенела и не в силах была пошевелиться или хотя бы сказать слово. В горле разросся. горький ком, она с трудом подавила рвущиеся из груди рыдания.
Что наделала?!
Джайлз вырвался из рук Оливера и снова рванулся вперед.
— Оставьте их, дружище, — произнес Оливер. — Вспомните, кто вы и где вы.
Одного взгляда на старика было достаточно, чтобы понять: помочь несчастному уже нельзя. Надо ли вмешиваться?
— Как вы можете сохранять хладнокровие в такой ситуации? — возмутился Джайлз, обращаясь к Свирели. Оливер, как он понял, и пальцем не пошевелит без разрешения своей хозяйки. Значит, это она велела не вмешиваться.
— Сядьте в повозку, — приказала она, но взгляд ее был прикован к кровавому месиву.
— Не раньше, чем…
— Садитесь, или мы уедем без вас!
В ярости Джайлз сделал движение к ней. С языка готовы были сорваться злые слова. Пока он вдруг не осознал, что совершенно неправильно расценил ее поступок.
Ее щеки и губы побелели и казались безжизненными. Щеки даже будто ввалились, руки заметно дрожали. Почувствовав на себе его взгляд, Свирель сцепила ладони перед собой, но и в таком положении они отказывались подчиниться ей.
О Боже! Она ведь видела не смерть несчастного, а как наяву смерть близких или собственную, если их поймают сегодня.
Жестокая и бесславная смерть, которая могла застигнуть на улице. И где несчастных бросили бы, истерзанных и окровавленных.
И никто не похоронил бы, никто не оплакал бы. Так и остались бы никому не известными трупами.
Огромная ответственность за жизнь близких словно придавила ее к земле.
А чем он помог? Выскочил из повозки, рискуя привлечь к ним внимание? Не говоря ни слова, Джайлз залез в повозку и рухнул на сиденье, негодуя на себя за собственную несдержанность и недомыслие. А негодяев убил бы. Да-да, совсем теряет контроль над собой.
Он едва расслышал тихие слова Оливера:
— Пожалуй, нам стоит воспользоваться другим маршрутом.
И Оливер молча развернул лошадей, чтобы вскоре затеряться среди боковых улочек. А толпа потоком устремилась к месту казни королевы.
София набрала полную грудь воздуха и выдохнула. Затем вздохнула еще раз, пытаясь овладеть собой.
Что она сделала?
Сидела неподвижно, пока убивали беспомощного старика. События развивались бурно и будто слились с ее ночным кошмаром. Из ее души рвались крики, но не прорывались наружу сквозь прочный барьер инстинкта и чувства самосохранения. Грудь занемела и не могла ощутить даже наполненности воздухом. Стало больно.
Ничего не сделала. Ничем не помогла несчастной жертве.
Возможно ли, что это случилось из-за пугающего ее открытия: она любит Джайлза. Или причина в обыкновенной трусости? Так схватила, что и пальцем не шевельнуть, чтобы помочь старику?
А Джайлзу не занимать смелости. Он рванулся помочь, не колеблясь ни секунды. Это она вдруг очнулась от транса и кивнула Оливеру, который тут же стиснул Джайлза, как воришку-карманника. И удержал его от того, что тот считал справедливым поступком. И держал крепко, будто от этого зависела их жизнь.
Но это действительно так.
Осознав это, Свирель возмутилась и даже испугалась.
Значит, она как бы обменяла свою жизнь на жизнь старика. Разум говорил ей, что этот вывод логичен, но сердце отказывалось соглашаться с тем, что только так и надо было поступить. Смерть старика была ужасной.
Обвинение Джайлза словно повторяло обвинение из ее страшного сна. Она предала старика, как предаст и Джайлза, если операция по высвобождению родных из тюрьмы сорвется и их арестуют. Или у нее хватит мужества выдержать весь тот кошмар, который их ожидает? Хватит ли мужества, чтобы спасти и его жизнь, взяв всю вину на себя?
— Прибыли, — тихо сказал Оливер.
София взглянула на серые, покрытые пятнами времени камни Аббайе.
Теперь ей понадобятся весь ее артистизм и умение убеждать, причем ни на секунду нельзя никому дать усомниться в ней и ее полномочиях, иначе и рисковать не стоит, иначе напрасны все усилия, и она никогда не увидит семью освобожденной. Надо сосредоточиться. Все сомнения отбросить, а переживания перенести на потом.
Но чувства ее были по-прежнему обострены так, что потемневшие от времени стены стали в ее глазах вдруг яркими, словно кровь, и заблестели от солнечных лучей. А в ушах загудело ужасающе монотонное скандирование толпы, и пришлось даже зажмурить глаза.
Кровь. Кровь. Кровь.
Их кровь. Пальцы Софии впились в деревянную планку перед сиденьем.
Джайлз подался к Свирели и погладил ее плечо. Она сильно вздрогнула от неожиданности.
— Прошу прощения, — шепнул он, — Мы бы погибли, если бы я вмешался в ту бойню.
Она отчаянно затрясла головой, пытаясь избавиться от кошмарных кровавых видений перед глазами, и с облегчением увидела, что тюремные стены снова приобрели свой обычный цвет.
— Никогда не извиняйтесь за поступки, которые считаете справедливыми. Мне бы следовало извиниться перед вами и тем стариком. Да упокоится его душа.
Джайлз взял ее за плечо и легонько тряхнул.
— Они растерзали бы нас на месте, рядом со стариком. И кто бы тогда стал выручать ваших родителей? Ваш брат и его семья? Не-ет, что ни говорите, а инстинкты подсказали вам правильную линию поведения.
— Правильную? Я позволила совершиться преступлению, потому что оцепенела от страха.
Паника снова заполняла ее, сомнения и страхи опять затмевали все остальное. До сих пор она как-то держалась, но если вспомнить, сколько раз она подвергалась риску, то… О нет! Все! Хватит, не забыть бы самого главного!
