Ферн Майклз - Пленительные объятия
— Пожалуйста, мэм, отпустите меня, иначе он убьет меня! — завизжала девочка, оглядываясь на лакея.
Сирена заглянула в слишком большие для изможденного лица глаза ребенка и увидела в них не только выражение испуга, но и жуткое одиночество, тоску, безысходность. Подобное выражение бывает в глазах затравленного зверя. Вывернувшись из рук своей заступницы, в чью помощь она, вообще-то, не верила, девчонка во весь дух побежала прочь, шлепая босыми пятками по булыжной мостовой.
Тем временем лакей со зверским выражением лица уже поравнялся с Тайлером, явно намереваясь продолжить погоню за девчонкой.
— Останови его! — закричала Сирена. Мысль о том, что этот здоровенный, грубый мужлан мог сделать с ребенком, приводила ее в ужас.
Тайлер бросился за лакеем, в два счета нагнал его и одним ударом повалил на землю. Они боролись недолго: холоп очень скоро смекнул, что сражается с кем-то из господ, и немедленно прекратил сопротивление.
— Простите, сэр, — смиренно пробормотал он и добавил вопросительно: — Могу я теперь встать?
Тайлер молча поднялся с земли, и вслед за ним тотчас вскочил на ноги лакей, торопливо отряхиваясь и все еще лепеча извинения за причиненные досточтимому господину неудобства.
— Да прекрати ты! — грозно прикрикнула на него Сирена. — Это теперь не имеет значения. Скажи лучше, зачем ты гнался за девочкой?
— Простите, что побеспокоил вас, миледи, — повернулся к ней лакей, — но эта маленькая мерзавка спряталась в карете моего господина и обрезала золоченые пуговицы с подушек сиденья. Когда я застал ее за этим занятием, она плюнула мне в глаза. Стерва, честное слово, стерва! — добавил он со злостью.
— Как ты разговариваешь с дамой? — грозно проговорил Тайлер. — Одумайся!
Лакей виновато опустил голову.
— Интересно, где тебя самого носило, если девчонка умудрилась забраться в карету? — спросил Тайлер. — Готов побиться об заклад, что ты торчал в какой-нибудь пивной и преспокойно потягивал себе эль, а?
По тому, как лакей снова потупился, Сирена поняла, что Синклер попал в самую точку.
— Меня просто замучила жажда, милорд, — начал оправдываться слуга. — А за девчонкой я погнался из-за пуговиц, ведь они стоят половину моего годового жалования. К тому же — дети, жена, их надо кормить. Да и господин не обрадуется, ой, не обрадуется! — прибавил он, тоскливо глядя в том направлении, куда скрылась девочка.
— Дай ему пять фунтов, Тайлер, — сказала Сирена с презрением в голосе, — этого ему вполне хватит, чтобы оплатить стоимость пуговиц. Не скупись, дорогой, я не хочу, чтоб этот холоп снова погнался за ребенком, как только мы отойдем в сторону.
Молодой человек достал из кармана золотой соверен.
— Леди слишком щедро тебя наградила, — нахмурился он. — Мне лично кажется, что было бы неплохо, если б твой господин все-таки понял, какой ты бездельник. Вот, — сказал Тайлер, кладя монету на ладонь лакею, — получи. И давай проваливай отсюда, а малышку оставь в покое.
— Хорошо, сэр! Спасибо, миледи! — подобострастно залепетал слуга и, поклонившись, повернул назад, в сторону Сент-Мартинс-Лейн.
На обратном пути Тайлер внимательно присмотрелся к Сирене. Было заметно, что сцена с лакеем и беспризорницей сильно ее огорчила. Но удивительно, что испанка в какой-то миг действительно походила на тигрицу, защищающую своего детеныша!
Сирена догадывалась, что ее молчание вызывает недоумение у Тайлера, но ничего не могла с собой поделать. Почему-то образ маленькой нищенки, преследуемой мужланом, пробудил воспоминания о Михеле, несмотря на все различия между ее собственным ребенком, пухлым, кудрявым, развитым не по годам, и этим жалким тощим созданием со спутанными грязными волосами. Впрочем, того, как девочка зарылась в юбки Сирены, хватило, чтобы разбудить в последней материнские чувства, а вместе с ними и боль утраты.
Сеньорита закрыла глаза и сжала губы, стараясь не разрыдаться. Она вспомнила прикосновение детских рук, вспомнила душистый запах волос Михеля, ясную улыбку, пухлые розовые щечки и с новой силой ощутила пустоту в своем сердце.
Экипаж уже подъехал к дому, и, прежде чем Тайлер успел выйти и предложить руку своей спутнице, Сирена спрыгнула на дорожку и стремглав бросилась к крыльцу. На глаза наворачивались слезы, из груди готов был вырваться вопль тоски и скорби. Испанка хлопнула дверью и побежала вверх по лестнице, наступая себе на юбки и едва не падая. Она закрылась в комнате и рухнула, рыдая, на кровать. Ей нужно было побыть одной и выплакать, выкричать всю свою ненависть к кровожадной судьбе, похитившей Михеля…
* * *Якоб удобно устроился в саду под раскидистым платаном и затуманенными ромом глазами смотрел на возню рабочих, думая, не следует ли и ему предложить свою помощь. Один взгляд на бутылку, зажатую в руке, — и решение принято: нет, не следует. Зачем работать, когда можно просто немного выпить? Чрезвычайно довольный собой, Якоб приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков.
Яростные проклятия, выкрикиваемые чьим-то резким и хриплым голосом, рассеяли хмельную дрему старого матроса. Он открыл для начала только один правый глаз и скорчил гримасу. Черт их всех побери! Что там опять стряслось? Он открыл другой глаз. Господи, неужели нельзя даже прикорнуть на минутку? До чего же незавидная у него участь! Чем больше платят за работу, тем жарче эти бездельники спорят между собой. Якоб поклялся обо всем сообщить капитане, как только вновь сможет твердо стоять на ногах. Пока же он пьян, не стоит соваться со своими наблюдениями к Сирене. Сейчас можно было лишь постараться немного унять шум в голове. Что за подлый мужской жребий — вечно мучиться от похмелья…
Внезапно в густых тисовых зарослях послышался какой-то треск. Уж не фрау ли Хольц следит за ним, желая опять пристать со своими нравоучениями? Посмотрим, посмотрим…
Якоб протер глаза и чуть не вскрикнул от изумления: Дик Блэкхарт! Господь Всевышний! Почему же тогда у него не кружатся над головой ангелочки с арфами в руках? Нет, фрау Хольц была права, когда предупреждала своего друга о вреде пьянства и о том, какие страшные видения могут зарождаться в мозгу, изъеденном горячительными напитками! Хотя, с другой стороны, откуда старухе знать обо всем этом?
С трудом встав на четвереньки и при этом не выпуская бутылки из рук, Якоб попытался подползти ближе к живой изгороди. Так и есть: Дик Блэкхарт жив и здоров! Якоб готов был поклясться, что на этот раз слабые стариковские глаза не обманывают его и что он не бредит спьяну.
— Гром и молния, — проворчал старик, — ты? Что ты здесь делаешь?
