Лиз Карлайл - Невеста в алом
Затем она опустила руки и вздохнула. Часы, проведенные в объятиях Джеффа, заставили ее почувствовать себя прекрасной — чувственной и желанной, — и этого было достаточно. Она не из тех женщин, которые обычно долго размышляют о своей внешности, и пришло время вспомнить об этом.
Вымыв лицо и руки холодной водой, Анаис прошла в свою комнату и распахнула дверь в гардеробную. Без теплых рук Джеффа ей стало холодно. Сняв халат с крючка на двери, она заметила платье, которое надевала накануне.
То самое платье, которое она в ярости сорвала с себя и бросила поперек постели.
Этим платьем пришлось заняться бедной Клер — выгладить и даже пришить на место кружева, которые Анаис в ярости вырвала из манжет.
Внезапно Анаис вспомнила про письмо Сазерленда, которое положила в карман. Слегка встревожившись, она начала рыться в складках, пока не нашла прорезь для кармана.
Оно было все еще в нем, именно там, где она его оставила.
Анаис с облегчением вздохнула.
И все же она поступила очень беспечно. Конечно, она доверяла слугам, и Сазерленд написал письмо в очень осторожных выражениях, используя инициалы, а не имена, и во всем остальном делал лишь расплывчатые намеки. Тем не менее, карман платья — едва ли подходящее место для хранения такой вещи.
Медленно идя назад в комнату, она еще раз бегло просмотрела письмо Священника, успокаивая себя его заверениями. Если они смогут доставить Шарлотту и ее ребенка в Англию в сохранности, все будет в порядке.
На пороге она подняла взгляд и увидела, что Джефф все еще спит в той же позе, в какой она его оставила, — он лежал почти плашмя на животе, одна рука вытянута над ямкой, которую она оставила на его постели, а его широкие, округлые, мускулистые плечи освещались теплым светом первых лучей солнца.
Копна его золотистых с бронзовым отливом волос нависла над его глазом, и его лицо было затенено щетиной, бросалось в глаза аристократическое совершенство его орлиного носа с горбинкой, что придавало ему почти пиратский вид. Он откинул постельное белье, так что была открыта его одна совершенная мускулистая ягодица, от которой взгляд неизбежно поднимался выше к его татуировке.
При взгляде на его тело в ее груди что-то предательски ухнуло — ее сердце, испугалась она, — и она направилась к кровати, полная решимости разбудить его. Но в этот момент она вдруг вспомнила про письмо в руке.
Походная конторка Джеффа, в которой находились все относящиеся к делу бумаги, стояла открытой на небольшом столике около окна. Торопливо подойдя к ней, она положила послание Священника под стопку казавшихся на вид обычных личных писем, в кипу бумаг, в которой она узнала досье Дюпона.
Однако, когда она повернулась, ее внимание привлекла стопка книг на другой стороне стола. Бросив украдкой взгляд на постель, она быстро перебрала их. Казалось, Джефф олицетворяет собой человека эпохи Возрождения. Среди его книг были поэзия Кольриджа и Бернса, потрепанная копия «Опасного замка» Вальтера Скотта, технический справочник — что делать с клапанами и паром, а под ним — книга греческих архитектурных чертежей.
Но больше всего ее заинтересовала книга, лежащая на самом верху, — «Искусство войны» известного генерала и философа Суньцзы. Переведенное на французский язык иезуитским священником, древнее руководство военной стратегии — искусство войны — было одним из почитаемых произведений Джованни, и со временем она также полюбила эту книгу.
Улыбнувшись воспоминаниям, Анаис собралась уйти, но затем поступила так, как сделали бы на ее месте многие влюбленные женщины: надеясь, что личные вещи могут открыть какие-то скрытные, личные мотивы, она решила повнимательнее изучить походную конторку.
Это был большой старомодный ящик, сделанный из красного дерева, обитый медью, с одной пустой чернильницей и другой, заполненной до краев. Кожаная рабочая поверхность была закрыта, в основном отсеке справа от его корреспонденции лежал аккуратно сложенный носовой платок Шарлотты, а под ним — желтая лента для волос Жизели.
Анаис осторожно приподняла крышку и увидела медную дощечку с монограммой Джеффа и под ней символ Братства. Не было ни герба, ни геральдики. Очевидно, эта вещь принадлежала ему давно, почти наверняка до того, как он получил титул.
Она уже собиралась опустить крышку, но ее внимание привлекло верхнее письмо, написанное аккуратным — и, без сомнения, женским — почерком. Склонив голову, Анаис увидела, что оно было от его матери.
Леди Мэдлин Маклахлан была известной красавицей, которая удивила общество тем, что отказалась от титула графини Бессетт, выйдя повторно замуж за простого человека, хотя, по обычаю, если не по закону, некоторые вдовы так не поступали, предпочитая цепляться за высокий титул своего мертвого мужа. Анаис попыталась представить леди и задумалась о том, похожи ли они с сыном.
Не в силах справиться с любопытством, Анаис внимательно прочитала письмо леди. Первый абзац был вполне безобидным — в нем были самые теплые пожелания Джеффу хорошего здоровья и вопросы относительно погоды. Однако второй абзац уже привлек ее внимание.
«Как ты просил, я снова пригласила леди А. на чай. О, Джефф, чем больше я за ней наблюдаю, тем больше убеждаюсь в том, что ты сделал очень мудрый выбор. Я лишь надеюсь, что ты сделал его по любви, а не только по обязанности, поскольку у тебя есть такая привычка…»
Анаис выронила письмо, словно оно было охвачено пламенем.
На мгновение ей показалось, что она не может дышать; это было как если бы из комнаты выкачали воздух.
Она повернулась и посмотрела на Джеффа, который все еще спал. Затем, сумев приказать своим трясущимся ногам двигаться, она, не видя ничего вокруг, отправилась в ванную. Закрыв за собой дверь, Анаис села на край ванны и, чтобы не закричать от ужаса, охватившего ее изнутри, прикрыла рот ладонью.
«Я надеюсь, что ты сделал его по любви».
Слова издевались над ней. Она снова и снова повторяла их, стараясь приписать им какое-нибудь спасительное, невинное объяснение.
Его не было. Он не был женат. Он просто сделал «мудрый выбор».
Но какое это имело значение? Она уже влюбилась в него, хотя пыталась отрицать это всеми силами. А результат будет таким же. Разбитое сердце. Жизнь, полная разочарования, если не все охватывающего стыда. И это она сделала своими руками — ни к чему утешать себя тем, что была наивной и ее обольстил очень опытный и циничный мужчина.
Нет, она сама подошла к нему и попросила об этом.
Анаис не знала, как долго она там сидела, одной рукой зажав рот, а другую положив на трясущиеся колени. Но в конце концов оцепенение прошло, и на нее нахлынуло полное осознание происходящего, болезненное как жар бушующего огня после глубокого холода. Оно принесло с собой тяжелое горе, которое заполнило ее грудь и начало довлеть над ней.
