Виктория Дал - Дикарь и леди

— Вы видели ее?

Джуд кивнул.

— И что же?

— Она ревновала к тебе.

— Но это же бессмыслица. Он женился на ней.

— Мне кажется, он все еще любит тебя.

Марисса не стала изображать удивление. Она была почти уверена: Чарлз продолжал любить ее, когда приносил свою клятву верности своей будущей жене. Но неужели он до сих пор ее любит? Нет, это невозможно…

— Я думаю, Джуд, что ты ошибаешься. Теперь уже он едва ли меня любит.

— Я сказал ей то же самое.

— Но она во всем призналась?

— Да, призналась. При условии, что мы не расскажем об этом деле Чарлзу.

Марисса нахмурилась.

— Но он должен знать, на какой женщине женился. Такая вполне способна на обман, на всяческие ухищрения и даже…

— Она любит своего мужа и ждет от него ребенка, — перебил Джуд. — Так что об этом не беспокойся. Поначалу она собиралась лишь рассказать Чарлзу, какие слухи ходят о тебе. А потом решилась… и на это. Я не стану утверждать, что вы с ней могли бы стать подругами, но поверь, она действительно мучается.

Марисса все еще злилась на эту женщину, но все же попыталась поставить себя на ее место. Действительно, как бы все это выглядело, если бы она вышла замуж за Джуда, а потом вдруг узнала бы, что он любит другую? Наверное, она бы сошла с ума от отчаяния и душевной боли.

— Ты уверен, что она говорила искренне?

— Абсолютно уверен. И все ее страхи вполне обоснованны. А если Чарлз узнает о ее делишках, то скорее всего у них уже никогда не будет счастья в браке.

— В таком случае надо оставить все как есть. Мне так кажется.

Джуд кивнул:

— Согласен. И знаешь, у нее такое чувство, что ты каким-то образом… как бы присутствуешь в их доме — словно там живет твой дух.

Марисса внимательно посмотрела на жениха:

— Ты пытаешься обратить мой гнев в чувство вины?

Джуд улыбнулся и предложил ей руку, сделав это почти столь же непринужденно, как прежде. Марисса приняла его руку с робкой надеждой, и они медленно зашагали по саду. «Может быть, он еще не отказался от меня, — думала Марисса. — Может, все изменится к лучшему».

— Не вины, — сказал Джуд. — Я просто призываю тебя проявить сочувствие к этой несчастной женщине. Когда я туда приехал, я был взбешен. А покидал поместье с совершенно другими чувствами. Скажи, ты действительно считаешь, что он полюбил ее?

Марисса утвердительно кивнула. И задумалась о том, как бы перейти к более трудному разговору, к разговору о ее собственных чувствах. Ей казалось, что сейчас самое время об этом проговорить. Но, конечно же, следовало отбросить все страхи и сомнения и говорить с предельной откровенностью.

Однако страхи не уходили они по-прежнему держали ее в своих когтях. Ведь теперь опасности скандала больше не существовало, и Джуд мог изменить свое решение относительно их брака. Значит, она должна была убедить его в том, что их помолвка — это вовсе не фарс, не вынужденная мера, на которую решились ее братья, чтобы уберечь семью от позора.

И следовательно, она должна была сказать Джуду о своих чувствах, сказать всю правду.

У нее были долгие часы для того, чтобы тщательнейшим образом обдумать все, что она хотела ему сказать, но она использовала это время не самым лучшим образом. Она терзалась, хмурилась и в раздражении расхаживала по комнате. И совершенно не думала о том, какие слова надо сказать Джуду. А сейчас ей ничего не приходило в голову. Сейчас она молчала и все сильнее нервничала.

И тут Джуд проговорил:

— Я уезжаю завтра рано утром.

Всего лишь несколько слов, но они объясняли абсолютно все. Увы, она опоздала.

— Ты… ты уезжаешь? — пролепетала Марисса.

— Да, конечно. Разумеется, мы должны уладить дела с нашей помолвкой, но мое присутствие здесь больше не требуется. Потому что ты теперь в безопасности. Я позволяю тебе и твоей матери продумать все детали с отменой помолвки, а также решить, каким образом это должно быть представлено.

Марисса почувствовала, что ее ноги сделались словно ватные, и если бы не рука Джуда, то она, наверное, не удержалась и упала бы.

— Но как же… — Она судорожно сглотнула.

А он улыбнулся и добавил:

— Надеюсь, что ты не станешь рисовать меня слишком мрачными красками, когда будешь рассказывать о расторжении помолвки.

Стараясь удержаться на ногах, она вцепилась в рукав Джуда.

— Да, конечно… Ты был очень добр ко мне. Мы вовсе не собираемся выставлять тебя как негодяя.

— Ну, твоя матушка, возможно, не удержится от этого — ради придания большего драматизма всей истории. Но я знаю, что ты постоишь за меня.

Он снова улыбнулся, и Марисса почувствовала, что от этой его улыбки у нее закружилась голова.

— Джуд, да я хотела бы… То есть я хотела сказать…

— Не надо, не говори ничего, Марисса. Я должен извиниться перед тобой за то, что вел себя ужасно все последние дня. То, что я говорил и делал, — это совершенно непозволительно. Но я надеюсь, что ты сможешь простить меня.

Она остановилась и, крепко сжав его руку, прошептала:

— Конечно, смогу.

— Я очень рад, дорогая… — Джуд внезапно умолк, и Марисса подумала, что сейчас он, возможно, скажет то, что ей хотелось услышать. Но он сказал: — Возможно, я слишком уж задержался здесь, злоупотребив вашим гостеприимством, поэтому меня настиг дух Отелло. Но слава Богу, обошлось без убийства. Наверное, это был просто приступ безумия.

Шутка. Он шутил. Марисса заставила себя улыбнуться.

А Джуд между тем продолжал:

— Я никогда не был ревнивым, Марисса. Но ты мне всегда очень нравилась, поэтому я надеюсь, что мы с тобой останемся друзьями.

— Конечно, останемся, — прошептала она.

— И вероятно, мы продолжим общение.

Продолжить общение? Что означают эти слова? И как он может говорить об этом так спокойно? Неужели он больше не испытывает к ней никаких чувств?

— Если хочешь, я даже буду присылать тебе свои любимые романы, чтобы ты не скучала.

— Да, хочу, — солгала Марисса.

И посмотрела на его губы — необыкновенно чувственные, как ей сейчас казалось. Впрочем, не только чувственные. Когда-то она целовала эти губы, поэтому знала, что они к тому же необычайно нежные, гораздо нежнее, чем у других мужчин.

Он мог бы стать ее мужем, а сейчас, значит, хотел быть просто другом? Неужели он до такой степени равнодушен к ней? А ведь еще несколько дней назад он мог стоять перед нею обнаженный. И он желал ее — в этом не могло быть сомнений. Так почему же он так изменился?

Пристально глядя ему в глаза, Марисса выпалила:

— Джуд, прости меня, я очень сожалею о том, что я наговорила тебе, не подумав. Джуд, пожалуйста…