Карен Рэнни - Гобелен
Он вспоминал ее голос. Вспоминал, как она отвечала ему цитатами из классиков, как отчитывала его, как смеялась, выигрывая у него в карты. Он вспоминал то, что люди привыкли считать мелочью. Но в любви мелочей не существует.
Лаура…
Он прислонился лбом к оконному стеклу. Боже, как ему хочется вернуться домой!
Расправив морщинистой рукой измятое и порванное в нескольких местах письмо, нацарапанное почти детскими каракулями, Уильям Питт с удивлением посмотрел на курьера. Его запыленный мундир выдавал принадлежность к королевской гвардии.
Когда же король опомнится? Питт три часа кряду надсаживался, отстаивая свою версию Парижского мира, но король поступил так, как считал нужным, — король Фридрих был предан. Это стало последней каплей.
Нет, вот что стало последней каплей. Питт в гневе размахивал письмом перед носом курьера.
— Ты потерял письмо его жене, дурак?! — кричал, срываясь на визг, этот некогда лучший оратор страны.
— Нет, сэр. Король решил, что оно должно быть направлено графине по почте.
Сердобольная жена Питта отвела посыльного на кухню, где его напоили чаем с пирогом. Подкрепившись, молодой человек тотчас же отправился во дворец — ему очень не хотелось снова встречаться с бывшим министром. Однако Питт кричал на курьера лишь потому, что злился на короля.
— Плохие новости? — спросила Хестер, присаживаясь рядом с мужем.
— Видишь ли, дорогая, похоже, наш король совсем обезумел.
— Он в самом деле безумен?
— Возможно, он просто туп, как его дед. Подозреваю, что все дело в вырождении. Братья женятся на своих двоюродных сестрах, племянницы выходят замуж за собственных дядюшек. У доброго англичанина от этих переплетений генеалогического древа наших Ганноверов волосы на голове становятся дыбом.
Хестер засмеялась, и ее смех заставил Питта на несколько минут забыть о мучительной боли в ногах. Он очень редко беседовал с женой о политике, но в последнее время скука вынуждала его искать собеседника. Оказалось, что говорить с женой не только приятно— ибо она всегда слушала его с восхищением, — но и полезно, так как Хестер порой задавала очень неглупые вопросы.
Питт хотел бы, чтобы его и во дворце выслушали разумные люди, но только разум и здравый смысл бежали дворцовых коридоров, как крысы бегут с тонущего корабля. У безумного короля и окружение безумное.
А ведь Англия заслуживала лучшей доли. Его страна, родина прекрасных легенд, родина мужественных и великодушных воинов, заслуживала лучшего… Могучая империя, раскинувшаяся по всем континентам, заслуживала правителя лучшего, нежели тот, кто впадал в истерику по любому поводу и всем занятиям предпочитал игры со своим воспитателем.
Сам Питт как-то сказал о себе: «Я верю в Англию и в то, что я ей нужен». В Англию он по-прежнему верил, что же касается второй части высказывания… Англия была в опасности, и он мало что мог изменить. Фактически ничего, покуда безумный король сидел на троне.
— Я думаю, — в задумчивости проговорил он, перечитывая письмо, — что тут наша общая вина — моя и Георга. Именно поэтому я должен что-то предпринять.
Глава 36
Шелби, герцог Каррингтон, дунул на высокую пышную грудь сидевшей рядом дамы и рассмеялся. Он решил, что выглядит как заправский соблазнитель.
Лаура ударила его веером по плечу, может, несколько сильнее, чем это было принято в подобных случаях. Тот факт, что она не обращала на герцога ни малейшего внимания, совершенно его не смущал. С упорством, достойным лучшего применения, он продолжал играть роль соблазнителя; не в силах отвести глаза от столь заинтересовавшей его части тела, герцог обмакнул два пальца в бокал с бургундским и брызнул вином на роскошное декольте Лауры. Она бросила на него презрительный взгляд и вытерла грудь салфеткой.
Лаура никак не могла взять в толк, почему нормальные в обычном состоянии мужчины начинают вести себя как дикари, стоит им выпить. Осторожно отодвинувшись от герцога, Лаура мысленно взмолилась о том, чтобы вечер побыстрее закончился.
Последние несколько месяцев ей приходилось играть весьма неприятную для нее роль приманки для богачей — хозяйки, чьи приглашения принимались с удовольствием, возможно, потому, что раздавались они далеко не всем и довольно редко. В свете важно взять верный тон. Устраиваете приемы часто — и скоро всем наскучит у вас бывать. Тот факт, что гостей созывали с одной лишь целью — ради пожертвования на сирот, — мало кого смущал.
Но сегодня никого не просили раскошелиться, наоборот, раскошелилась хозяйка.
Сегодня подавались дорогие вина и закуски, приготовленные лучшими столичными поварами. И надо было такому случиться, что именно сегодня она дала пищу для сплетен и слухов, обеспечив светских дам темой для бесед на недели, если не месяцы.
Наконец музыканты принялись настраивать скрипки. Несколько минут душераздирающих звуков — и заиграла музыка, означавшая, что настало время танцевать. Те же, кто не танцевал, не пытались даже делать вид, что не разглядывают хозяйку, — гости во все глаза смотрели на Лауру.
Она, улыбаясь, переходила от одного гостя к другому, обмениваясь с ними банальностями, — в высшем обществе это называлось светским общением. Никто не замечал, что улыбка ее была натянутой; когда она в очередной раз отказывала в танце приглашавшему ее кавалеру, никому и в голову не приходило вспомнить о том, что хозяйка дома никогда и ни с кем не танцевала.
Лаура не позволяла себе вольности, которые часто позволяли себе вдовы. И она тщательно следила за тем, чтобы в отсутствие мужа — пусть даже ему никогда не суждено было вернуться — его имущество пребывало в сохранности, а имение процветало. Более того, она вела себя так, словно супруг ее в любую минуту мог появиться на пороге.
Даже спустя два года после его гибели она ловила себя на том, что, просматривая счета и переписываясь с управляющим поместьем, готовит себя к вопросам, которые Алекс мог бы задать.
Лаура общалась в основном с пожилыми женщинами, а не с дамами своего возраста. Она была слишком молодой для того, чтобы окружающие видели в ней старуху, но слишком много пережила и не могла проявлять свойственную юности беззаботность. Она стала молчаливой и серьезной, отчужденность чувствовалась в ее общении со всеми — с управляющим, с поверенным, даже с дядей Бевилом. Только общаясь с дядей Персивалем и с Долли, Лаура позволяла себе некоторое проявление эмоций.
Она и впрямь стала Ледяной Леди, как называли ее в свете.
Лаура прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки, хотя улыбки давались ей с огромным трудом. Вот-вот должны были подать поздний ужин, и она снова прошла в столовую, чтобы дать последние указания Хендриксону.
