Мэдлин Хантер - Соблазн в жемчугах
Когда леди оставили джентльменов одних, Каслфорд, чтобы немного утешить Роули, ему первому предложил сигару. Саммерхейз подсел к Хоксуэллу.
— Похоже, твоя жена завоевала расположение герцога. От Роули можно было ожидать чего угодно, но мне кажется, что весь этот спектакль был затеян им для того, чтобы привлечь к себе внимание.
— Возможно. Но насчет расположения говорить не приходится. Его визит был предельно кратким и таким вежливым, словно на него снизошел ангел. К тому же он был трезв, а это означало воздержание в течение трех дней. — Он посмотрел на Каслфорда, громко смеявшегося какой-то шутке принца-регента. — Может быть, он решил последовать нашему примеру?
— Вряд ли. — Саммерхейз рассмеялся. — Но тебя уже явно одомашнили. И если мне будет позволено так сказать, тебе это пошло на пользу.
— Для мужчины брак достаточно легок. Измениться пришлось ей.
Саммерхейзу почему-то это показалось забавным.
— Ну конечно.
— Я не в том настроении, чтобы выслушивать твои самодовольные замечания. Прошу меня извинить, но у меня есть вопрос к нашему хозяину.
Хоксуэлл перебрался на стул поближе к нему, и когда кто-то отвлек внимание принца-регента, сказал, обращаясь к Каслфорду:
— Спектакль был неплох.
Каслфорд пустил колечко дыма.
— Можешь благодарить меня в любое время, как только тебе это будет удобно.
— Я должен тебя благодарить?
— Если бы я не устроил сцену, тебе бы пришлось встретиться с беднягой Роули завтра на рассвете на какой-нибудь поляне. Он был пьян и собирался оскорбить тебя. Поскольку втянутой оказалась твоя жена, ты бы этого так не оставил.
Конечно же, не оставил бы.
— Леди Роули чрезвычайно тебе благодарна за то, что ты не вызвал его на дуэль.
— Насколько я знаю, леди Роули всегда бывает чрезвычайно благодарна. Это в ее характере.
— Теперь я понимаю, почему ты был так великодушен. Зачем убивать человека, если можно наставить ему рога.
— Дуэль тоже могла бы все осложнить.
Хоксуэлл мог себе представить, как все могло быть. Каслфорд не хотел, чтобы леди Роули оказалась слишком благодарной.
— А что насчет твоих рудников? У тебя их много? — поинтересовался Хоксуэлл.
— Во время войны был всего один. Но потом я прикупил еще несколько.
— Вот как? Спрос на железо за последние два года снизился. Цена наследства моей жены здорово упала по сравнению с тем, какой она была.
— Да, спрос упал значительно. Поэтому-то мне и удается покупать рудники дешево.
— Ты считаешь, что будет новая война?
— Я ожидаю последствий войны без войны. Хоксуэлл, ты неглупый человек. Далеко не глупый. Я знаю, что было две причины, по которым разорилась твоя семья. Одной из них была поразительная последовательность твоего отца в проигрывании денег в карты. Другая — это приверженность твоей семьи к земле как единственному источнику дохода.
Хоксуэллу были известны ограниченные возможности землевладения лучше, чем многим. Он не нуждался в наставлениях по этому вопросу.
Каслфорд наклонился к нему ближе.
— Держись за этот завод, друг мой. Сохраняй его, даже если тебе придется продать душу. Через десять лет спрос на железную руду моих рудников и на печи твоего завода сделают нас такими богатыми, что наши теперешние доходы покажутся весьма скромными.
Он взял стакан с портвейном и окликнул кого-то еще из своих друзей, оборвав разговор так же неожиданно, как начал.
Глава 23
Вспоминая прошедший вечер по дороге домой, Верити надеялась, что обед прошел удачно. Хотя самые лучшие люди общества, возможно, и не одобрили ее в качестве новоиспеченной графини и жалели Хоксуэлла за то, что ему пришлось пасть так низко, они по крайней мере могли открыто быть любезными и великодушными, а сплетен им хватит еще на какое-то время.
Уже дома, в своей спальне, пока горничная расчесывала ей волосы, Верити приняла решение.
Она надела новый пеньюар из тончайшего, похожего на шелк, белоснежного льна, без всяких украшений в виде вышивки или другой отделки. Коллин, правда, решила, что он слишком простой, точно так же как многие считают цветы с несколькими лепестками менее красивыми, чем более пышные.
Она было хотела расстегнуть замок ожерелья, но передумала. Ему нравилось, когда она его надевала. Вот и сегодня, по дороге на званый обед, он сказал, что оно подчеркивает ее красоту. Нет, он сказал не совсем так. Он отметил, что это она оттеняет красоту жемчуга, что прозвучало как-то странно.
Она отпустила горничную и тихо постучала в дверь гардеробной Хоксуэлла. Он открыл ей, и она увидела, что его камердинер Драммонд как раз выходит из его спальни.
— Я не хотела мешать, — сказала она. — Если ты все еще…
— Входи. Мне осталось только помыться, но если хочешь, можем поговорить об обеде.
Она села в кресло, а он снял рубашку и склонился над тазом с водой, приготовленным Драммондом. Он намылил мочалку и стал мыться.
Она с восхищением смотрела на его мускулистую спину и на то, как ловко он обливается водой.
— Я действительно хочу поговорить с тобой, но не об обеде.
Он потянулся за полотенцем и вытер сначала лицо, а потом грудь и плечи.
— Слушаю тебя.
— Я хочу просить об одолжении. Мне кое-что от тебя нужно.
— По выражению твоего лица я догадываюсь, что ты не собираешься просить о новом платье.
— Нет. Ничего материального.
— Разумеется. Это было бы слишком просто. Скорее всего твоя просьба мне не понравится, не так ли?
Что она могла на это ответить? Конечно, ему не понравится. И можно было не задавать этот вопрос. Его глаза потемнели, как это всегда случалось, когда он был недоволен.
— Я вижу, что ты не сняла ожерелье. Это означает, что твоя просьба наверняка мне не понравится. — Он засмеялся, но его взгляд был серьезным.
Она встала и подошла к нему. Несколько капель воды блестели на его груди.
— Ты сказал, что, глядя на него, ты забываешь себя.
— На самом деле я сказал, что ожерелье на твоей полуобнаженной груди заставляет меня терять самообладание. — Он взял ее руку и приложил к своей груди. — Если ты собираешься попросить меня о чем-то, что мне не понравится, тебе придется прибегнуть к своим самым лучшим женским уловкам, Верити.
— А что, если их у меня окажется недостаточно?
— Ты себя недооцениваешь.
К сожалению, она как раз была не очень уверена в своих женских хитростях. Даже в свои самые смелые минуты она чувствовала робость.
Она поцеловала его грудь в тех местах, где были капли воды. Потом отступила и начала расстегивать пуговицы пеньюара. Полы распахнулись, обнажив ее тело от шеи до живота.
