Джил Лэндис - Мечтательница
Селин дотронулась до жемчуга. Встретив взгляд мужа, она сразу узнала горящие в его взоре искорки страсти. Уверенная в том, что он хочет ее поцеловать, Селин потянулась к мужу и почувствовала, что он тоже тянется к ней.
Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Эдвард и Фостер кубарем вкатились в комнату, запутавшись в ворохе батиста, размахивая руками и дрыгая ногами.
– Я просил не напирать на меня так сильно, – проворчал Фостер, с трудом поднимаясь и протягивая руку Эдварду.
– А мне казалось, что у тебя хватит здравого смысла убедиться сначала, что дверь заперта, – парировал Эдвард.
Корд откашлялся, и приятели вспомнили вдруг, где они находятся.
– Извините, сэр. Мы только хотели посмотреть понравился ли мисс Селин жемчуг. – Фостер обладал великим даром принимать виноватый вид.
– В следующий раз, пожалуйста, стучите. – Корд повернулся к Селин. – Хорошо бы здесь добиться возможности иногда уединяться.
Слугам не удалось ретироваться достаточно быстро: они натыкались друг на друга, пытаясь одновременно протиснуться в дверь, и в конце концов убежали, оставив ее открытой настежь.
– Думаю, мы должны сойти вниз. Гости вот-вот начнут собираться. – Корд предложил ей руку.
– Я должна поблагодарить твоего отца за жемчуг, – сказала Селин, легко опираясь на согнутый локоть мужа. Слегка пожав его руку, она улыбнулась, зная, что ее глаза говорят о том, что чувствует ее сердце. И она надеялась, что он понял это.
Заглянув в сияющее, обращенное к нему лицо, Корд готов был захлопнуть дверь, запереть ее на все замки и выбросить прочь все ключи. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы он полностью потерял разум и думал только об одном. Под молочно-белым жемчугом, который, казалось, источал мерцающий лунный свет, вздымались и опадали при каждом вдохе упругие, соблазнительные груди. Он хотел бы целовать всю ее, но понимал: стоит начать – и он уже ни за что не захочет спуститься вниз к гостям.
Корд твердо решил, что сегодня же вечером переберется снова в свою комнату и не будет больше спать один. Даже если у Селин нет пока сил ни на что, кроме нежных объятий, в которых он проведет всю ночь.
Они вышли из комнаты и направились в гостиную, каблуки его парадных башмаков весело перестукивались с каблучками ее туфелек. Спускаясь по лестнице навстречу гостям, Корд глубоко вздохнул. Можно было подумать, что в груди у него стучит молоток сумасшедшего плотника, а не сердце. Корд наклонился к Селин, почти коснувшись губами ее уха, и прошептал:
– Я люблю тебя, Селин.
Эти слова вырвались раньше, чем он сообразил, что именно говорит.
Признание настолько поразило Селин, что она едва не упала. Корд подхватил ее и прижал к себе. Так они и замерли прямо посреди широкой лестницы.
– Повтори, – прошептала она, почти касаясь губ, которые оказались вдруг совсем рядом.
– Зануда… – Он помедлил секунду, но снова произнес слова, которых она так долго ждала: – Я тебя люблю.
– Поцелуй меня. – Селин приподнялась на цыпочки, опасно балансируя на краю ступеньки, уверенная, что он никогда не позволит ей упасть.
– Ты не перестанешь изводить меня, женушка.
– Тогда сделай, что я прошу, муженек.
И он сделал это с решимостью и страстью, которые давно искали выхода. Корд упивался сладостью ее губ, ощущением ее близости, жасминовым ароматом ее волос. Он полностью отдался этому поцелую, не боясь, что она вдруг обманет его доверие и снова украдет кусочек его воспоминаний.
И она с радостью ответила на его поцелуй, в восторге оттого, что он наконец принял любовь, которую она хотела ему отдать, и, больше того, преподнес ей бесценный дар – свою любовь.
Корд успел украсть еще один быстрый поцелуй в губы и чмокнуть жену в щечку, когда вокруг разразился гром аплодисментов и смех. Селин уткнулась лицом в пышное жабо его белой рубашки, а Корд обнял ее и приветствовал собравшихся у подножия лестницы.
Ада и Говард Уэллс стояли рядышком, отличаясь друг от друга как день и ночь: она – пухленькая, словно сдобная булочка, он – тощий, как бобовый стебель. Две пары, принявшие их приглашение и приехавшие в гости, вовсе не оскорбились тем, что хозяева дома решились так откровенно проявить свои чувства. Эдвард и Фостер держали подносы с шампанским, сияя так, словно происходящее – исключительно их заслуга.
– Мы должны спуститься, сейчас начнется музыка, – сказал Корд, легко отстраняя Селин.
Она громко вздохнула:
– Ты заставил меня забыться.
– Ты, честно говоря, заставила меня забыть вообще обо всем на свете, кроме того, что важнее всего, Селин.
– Если мне это удалось – я счастлива. – Селин улыбнулась про себя. Перса всегда говорила, что величайший из даров Бога человеку – научить других науке любви.
Они наконец сошли с лестницы и сразу попали в настоящий водоворот. Корд передал бокал шампанского Селин и взял второй для себя.
– За мою жену, – провозгласил он, поднимая бокал.
– За моего мужа, – продолжила Селин, глядя на него поверх фужера.
– За всех нас! – воскликнула Ада, полная энтузиазма, подогретого шампанским.
Не успели они допить первый бокал, как в зал широкими шагами вошел Бобо. Корд передал свой фужер Фостеру и поспешил к нему. Одного взгляда на лицо управляющего было достаточно, чтобы понять: он чем-то встревожен или раздражен. Мужчины вышли, чтобы переговорить наедине.
Селин решительно не желала оставаться одна. Она тоже передала свой фужер Фостеру, извинилась перед гостями и, подобрав юбки, поспешила за Кордом и Бобо. Когда она пересекала веранду, раздался хрипловатый голос Корда:
– Где они?
Селин подошла сзади и прикоснулась к руке мужа.
– В чем дело?
– Тебя это не должно беспокоить. Почему бы тебе не заняться нашими гостями? Я скоро вернусь. – Он попытался высвободить руку, но она держала его очень крепко.
Селин посмотрела на Бобо в поисках ответа.
– Что происходит?
Бобо вопросительно посмотрел на Корда. Селин ощутила неприятный холодок на спине и сразу же поняла, что Корд пытается, оберегая ее, скрыть от нее правду.
– Я не вернусь в дом, пока ты мне все не расскажешь, Кордеро.
Она почувствовала, как он напрягся. И уже готов был отказать.
– Я не шучу. Ты волен выбирать: или ты мне все рассказываешь, или я буду приставать к тебе весь вечер с расспросами. Уж ты-то прекрасно знаешь, какой занудой я могу быть, ведь ты так часто повторял мне это.
Голос его прозвучал резко:
– Поймали колдуна и Ганни. Их привели назад в деревню, и теперь Бобо держит их под охраной.
– Что ты собираешься с ними сделать? Корд, не усомнившись ни на секунду, вынес приговор:
– Наказание за то, что они сделали, может быть только одно – смерть.
– Но… – Селин замерла, пораженная.
Корд и Бобо пошли от нее прочь, прежде чем она успела договорить. Мерцали огоньки свечей. Селин услышала смех и голос Ады, перекрывающей все остальные голоса. Кажется, все прекрасно справлялись и без нее.
Она подобрала юбки и спустилась с веранды следом за Кордом и Бобо, которые направились через просвет в живой изгороди в сторону деревни, где жили рабы.
Бобо привел Корда в центр деревни, к гончарной мастерской, где стояли связанные по рукам и ногам колдун и Ганни. Наступила ночь, неподалеку от пленников горел костер, и в пляшущих языках пламени лица обоих пленников казались зловещими.
Корд едва сдержался, чтобы не наброситься на колдуна и не придушить его собственными руками. Глаза старого африканца горели ненавистью, накопленной за долгие годы рабства, и было ясно, что эта ненависть не умрет, пока дыхание теплится в его тщедушном теле.
Ганни всхлипывала. Корд не обрати на нее ни малейшего внимания. Он знал, кто замыслил погубить его жену. Подойдя ближе, Корд замер, глядя сверху вниз на колдуна.
Воздух в деревне дышал напряжением. Хотя немного нашлось смельчаков, которые решились выйти из хижин и теперь во все глаза наблюдали за происходящим.
Запыхавшаяся, с растрепавшейся прической, Селин вбежала в круг, высвеченный огнем, и остановилась рядом с Кордом. Он тихо выругался.
– Я не желаю, чтобы ты здесь находилась, – сказал он. – Бобо, уведи ее в дом.
– Извините, мисс, – произнес Бобо, ожидая, что она подчинится приказанию мужа.
– Ты не можешь так поступить, Корд! Пожалуйста, ради Бога, подумай, ведь ты делаешь это ради меня…
– Они должны заплатить, Селин.
– Но ты не имеешь права изображать из себя Бога, Корд. Только не с жизнями этих людей. Я тебе не позволю.
– Я не могу допустить, чтобы нечто подобное повторилось вновь, а опасность этого будет существовать до тех пор, тюка этот человек способен…
– И все-таки должен быть другой путь…
Где-то в глубине леса закричала, передразнивая собрата, зеленая обезьяна. Болотные жабы завели гипнотическое хоровое пение. Земля была влажной от прошедшего недавно дождя. В тяжелом, душном воздухе запах гнили смешивался с приторно-сладкими ароматами жасмина.
