Перемена - Лейла Элораби Салем
— Я тоже счастлива за них и пускай жизнь наших детей будет куда радостнее и светлее, чем наша.
— Дай Бог, дай Бог.
В это самое время Елизавета сидела на круглым столом в тени террасы, увитой плющом, подле неё, прислонившись спиной к белой колонне, стоял Михаил, глазами юноша так и пожирал свою наречённую, с замиранием чистого помыслами сердца любуясь её лёгкой-воздушной красотой. Девушка предчувствовала его думы, самая делая вид, будто не догадывается ни о чём, играла маленькой ножкой в атласной розовой туфельке, кокетливо обмахивалась веером. Внезапно их взоры встретились — несколько секунд завораживающего видения, и между ними вспыхнула, заискрилась молния, что-то поистине новое-неизвестное зажглось в их груди. Михаил несколько смущённо присел на стул напротив Лиззи, став ещё ближе, чем прежде, руки их пости касались друг друга весь во власти эмоционального порыва он проговорил, в волнении запинаясь в каждом слове:
— Вам, должно быть, чересчур жарко здесь? В последние летние дни солнце нещадно палит — как будто на прощание.
— Нет, всё хорошо, благодарю вас за заботу, но мне, право, с детства нравится купаться в солнечных лучах.
— О, вы меня удивляете, Елизавета Андреевна. Обычно девушки вашего возраста прячутся от солнца, дабы не испортить загаром кожу, а вот вы — особенная, не такая как все.
— Ах, к чему все эти страхи мнимого кокетства? Да и в загаре, как по мне, нет ничего дурного.
— Вы особенная, мне кажется, нам будет не скучно вместе.
Лиззи приподняла на него глаза, недоверчиво взглянула и лишь затем спросила:
— Вы много звали девиц до меня?
Михаил сконфузился от сего вопроса, не понимая: допрос это или простое женское любопытство, но неискушённый связями, имея в друзьях лишь книги, он ответил как есть, не кривя душой:
— Признаться, я ни разу и никогда не общался с девицами, балы и приёмы всегда избегал, укрываясь в гордом одиночестве в библиотеках, где с головой погружался в чтение, забывая обо всём на свете.
— И вам не скучно так жить, с юности избегая веселья, приятных вечеров, чарующих танцев?
— Увы, но боюсь, мой ответ разочарует вас.
— Так отвечайте же, не томите.
— Да, мне не бывает скучно среди книг — моих безмолвных друзей, открывающих передо мной двери в неизведанные дали, к тайнам и основам бытия. А балы и вечера я и сейчас не люблю, что приводит подчас в отчаяние маман и папан.
— Надеюсь, ваша жизнь не состоит из одних только книг?
— В том я ручаюсь вам лично, что не заставлю ваше милое сердце скучать в одиночестве, — он замолк, невольно прислушался: где-то в зарослях утопающего в зелени сада прочирикала какая-то маленькая птичка, через мгновение она сорвалась с ветки и опять всё стало тихо.
Михаил подумал, раздумывая над следующим вопросом: впервые в жизни он общался с девушкой наедине, вот так просто, с глазу на глаз. Его лицо то покрывалось краской смущения, то бледнело, и это не ускользало от пристальных очей Лиззи, в душе она посмеивалась над его робостью, стыдливостью, а мягкость его характера она принимала за слабость. Наконец, собравшись с мыслями, Вишевский проговорил:
— Елизавета Андреевна, хочу задать вам вопрос: вы любите читать?
— Не очень, — честно призналась она и засмеялась.
— Над чем вы смеётесь?
— Ни над чем, просто мне тоже, в свою очередь, хочется задать встречный вопрос: вы любите верховую езду?
— Не очень, — молвил Михаил, рассмеявшись вслед за Лиззи.
— Вот видите, как судьба мудро распределила наши роли: вы дополняете меня мудростью, я вас — бесстрашием.
— Если вы, моя прелестница, думаете, будто я боюсь ездить на лошадях, то хочу вас разочаровать: я хороший наездник, по крайне мере, до недавнего времени был им. И коль желаете испытать меня, я готов принять вызов, дабы развеять все ваши сомнения.
— В таком случае — вызов принят!
Молодые поднялись одновременно, Елизавета приказала приготовить две лошади, а сама вместе со служанкой отправилась переодеваться. Через некоторое время они вновь предстала перед Михаилом: в белой блузке с пышным воротником, отороченным кружевом, и тёмно-зелёной юбке-амазонке, так чётко ниспадающую складками и подчёркивающую узкие стройные бёдра. Лиззи вскинула прелестную головку, из-под шляпы выбились пряди тёмно-русых волос, с быстротой ястреба и гибкостью кошки взлетела она в седло — гордая, стройная. Лошадь, почувствовав руку хозяйки, замотала головой, порывалась понестись вперёд, но Лиззи маленькими кулачками натянула поводья, заставив подчиниться своей воли и, на миг обернувшись к Михаилу, бросила:
— Кто быстрее до вон того уголка сада? — и, не дождавшись ответа, подстегнув лошадь, стремглав помчалась вперёд.
Вишевский скакал, чуть поотстав. Он с чувством тайной гордости любовался статью избранницы, ему пришёлся по нраву её необузданный, строптивый характер, её непревзойдённое чувство собственного достоинства, внушающего любому собеседнику невольное уважение. Она была красива и умна, благородна и богата — редкое сочетание среди девиц избалованного света, томящихся в закрытых залах родительских домов. Елизавета была другая: ни наигранного кокетства, ни робости, ни страха — все эти чисто девичьи безделушки оказались чужды ей, недаром отец выделял её среди всех детей и любил больше, чем сыновей. Но а Михаил не думал ни о чём, он принял правила её игры лишь бы любоваться ею хотя бы так: на расстоянии, не смея касаться её алых губ до назначенного срока.
Они обогнули липовую аллею, пронеслись мимо небольшого прудика близ густых клумб гортензий и азалий, а затем, свернув немного влево, помчались мимо фруктовых деревьев и кустов жасмина к самой дальней части сада, где редко ступала нога человека, а садовник уже долгое время не стриг там траву. В том же самом месте, меж разросшихся яблонь, рябины и облепихи стояла старая, полуразвалившаяся беседка, дождь, снег, смена времён года сделали своё дело — и ныне представляла она жалкое зрелище, краска на её столбах и перилах облупилась, во многих местах сошла, а в дырах в полу копошилось большое количество муравьёв.
Елизавета натянула поводья, остановилась. Немного сдвинув шляпу
