Японский любовник - Альенде Исабель

Внуку Альма Беласко выдавала свои воспоминания скупо, одно за другим, чтобы как можно дольше держать его на крючке: женщина боялась, что если Сету наскучит обхаживать Ирину, то и вышеупомянутая рукопись ляжет в дальний ящик и она будет видеть своего любимца гораздо реже. Присутствие Ирины при этих встречах было необходимо, потому что без нее летописец отвлекался на ее ожидание. Альма посмеивалась про себя, воображая реакцию семьи, если Сет, наследный принц Беласко, свяжет себя с иммигранткой, которая зарабатывает на жизнь уходом за стариками и мытьем собак. Ее саму такая возможность не пугала, потому что Ирина была куда умнее, чем большинство спортсменок, временных подружек Сета, но это был неограненный алмаз, нуждающийся в полировке. Альма задалась целью покрыть девушку лаком культуры, водила по концертам и музеям, подсовывала книги для взрослых взамен тех нелепых саг о фантастических мирах и сверхъестественных существах, которые ей так нравились, и наставляла ее по части хороших манер — например, как пользоваться столовыми приборами. Таким вещам Ирина не могла обучиться ни у своих деревенских стариков в Молдавии, ни у матери-алкоголички в Техасе, но она оказалась внимательной и благодарной ученицей. Полировка обещала быть делом несложным, а Альма таким образом ненавязчиво расплачивалась за приезды Сета в Ларк-Хаус.

НЕВИДИМЫЙ ЧЕЛОВЕК

Через год работы на Альму Беласко у Ирины впервые появилось подозрение, что у этой женщины есть любовник, однако она не осмеливалась всерьез его рассматривать, пока ей не пришлось сообщить об этом Сету. Поначалу, до того как Сет приобщил ее к порочному наслаждению интригой и саспенсом, девушка не собиралась шпионить за Альмой. Ирина подбиралась к тайне художницы исподволь, так что ни одна из двух женщин об этом не догадывалась. Мысль о любовнике начала принимать четкие очертания, когда Ирина разбирала коробки, привезенные из дома в Си-Клифф, и когда она рассмотрела мужчину на фотографии в золотой рамке, стоящей в комнате Альмы, которую девушка регулярно протирала специальной тряпочкой. Помимо маленького семейного снимка в гостиной, других портретов в квартире не было, и это не могло не привлечь внимания Ирины: ведь постояльцы Ларк-Хаус окружали себя фотографиями вроде как для компании. В считаные разы, когда Ирина отваживалась задать новые вопросы, ее хозяйка переводила разговор на другую тему, однако же из нее удалось вытащить, что мужчина зовется японским именем Ичимеи Фукуда и что именно он создал ту странную картину, которая висела в гостиной, — тоскливый пейзаж со снегом, серым небом, темными одноэтажными домами, электрическими проводами и столбами и с единственным живым существом — летящей птицей. Ирина не понимала, почему из всех произведений искусства, принадлежащих семье Беласко, Альма выбрала для украшения своей квартиры эту депрессивную картину. На фотографии Ичимеи Фукуда представал мужчиной неопределенного возраста, с вопросительно склоненной головой, с прищуренными глазами — снимали по солнцу, но взгляд был прямой и открытый; рот с полными чувственными губами сложился в полуулыбку, волосы жесткие и густые. Ирина ощущала необъяснимое притяжение в этом лице: ее как будто звали, пытались объяснить что-то важное. Она столько раз рассматривала карточку, когда была одна в квартире, что начала воображать Ичимеи Фукуду в полный рост, приписывать ему черты характера, выдумывать его жизнь. Этот человек был широк в плечах, одиночка по характеру, жизнью не избалован, в эмоциях сдержан. В коробках Ирина обнаружила еще одну фотографию того же мужчины — с Альмой на пляже, оба стояли по щиколотку в воде, закатав штанины, держали туфли в руках, смеялись и толкались. Мужчина и женщина играют на песке — это свидетельствовало о любви, о сексуальной близости. Ирина предположила, что они были на пляже вдвоем и попросили случайного человека сделать моментальный снимок. Если Ичимеи примерно того же возраста, что и Альма, ему сейчас лет восемьдесят, подсчитала Ирина; при этом она не сомневалась, что узнает его, если увидит. Только Ичимеи мог являться причиной бродяжничества Альмы Беласко.

Девушка научилась предсказывать исчезновения своей хозяйки за несколько дней наперед по ее задумчивому меланхолическому молчанию, которое резко сменялось плохо скрываемой эйфорией, когда хозяйка наконец-то решалась ехать. Сначала она чего-то дожидалась, а когда это «что-то» происходило, наполнялась счастьем; тогда Альма кидала в чемоданчик кое-какую одежду, предупреждала Кирстен, что не появится в мастерской, и оставляла Неко на попечение Ирины. Кот был старый, с множеством разнообразных недугов и вредных привычек; список лекарств и рекомендаций по уходу висел на двери холодильника. Неко был уже четвертым в ряду похожих котов с одинаковыми именами, сопровождавших Альму на разных этапах ее жизни. Альма отбывала с поспешностью невесты, не сообщая, куда направляется и когда думает вернуться. Два-три дня проходили без всяких известий, а потом она вдруг так же неожиданно возвращалась, вся сияющая. И бензин в баке ее игрушечного автомобильчика был на исходе. Ирина вела за хозяйку бухгалтерию и просматривала счета из отелей, а еще она обнаружила, что в эти путешествия Альма берет с собой только две шелковые ночные рубашки — а не фланелевые пижамы, в которых спит дома. Девушка вопрошала себя, отчего Альма исчезает так, словно собирается согрешить, ведь она свободна и вольна принимать кого угодно в квартире в Ларк-Хаус.

Подозрения Ирины насчет мужчины с фотографии неизбежно затронули и Сета. Девушка старалась не выдавать беспокойства, однако парень приходил так часто, что тоже отметил повторяющиеся отлучки бабушки. На расспросы внука Альма с обычным в их отношениях сарказмом отвечала, что ездит тренироваться с террористами, экспериментирует с галлюциногенным настоем айяуаски, или давала еще какое-нибудь безумное объяснение. Сет решил, что, чтобы распутать эту историю ему не обойтись без помощи Ирины, чего было не так просто добиться, поскольку преданность помощницы своей хозяйке была тверже гранита. Он сумел убедить девушку, что бабушке грозит опасность. Для своего возраста Альма выглядит крепкой, говорил Сет, но на самом деле здоровье у нее хрупкое, сердце слабое, давление пошаливает и начинается болезнь Паркинсона — вот отчего и дрожь в руках. Сет не может сообщить подробностей, потому что Альма отказывается проходить обследование, но они должны присматривать за старушкой и оберегать от рискованных ситуаций.

— Человек хочет безопасности для своего любимого существа, Сет. Но для себя человек хочет независимости. Так что бабушка никогда не допустит, чтобы мы вмешивались в ее личную жизнь, пусть даже и для ее защиты.

— Именно поэтому мы должны действовать так, чтобы она ничего не знала, — настаивал Сет.

По словам Сета, в начале 2010 года всего за пару часов в голове у бабушки произошли решительные изменения. Успешная художница, образчик чувства долга — эта женщина удалилась от мира, от семьи и друзей, затворилась в пансионе для стариков, который был совсем не в ее стиле, и стала одеваться «как тибетская беженка», по словам ее невестки Дорис. «Короткое замыкание в мозгу, никак иначе», — так потом она говорила. Последним действием прежней Альмы было решение отдохнуть после обеда. В пять часов вечера Дорис постучала в дверь, чтобы напомнить про вечерний прием; она обнаружила свекровь стоящей у окна, в нижнем белье и босиком, с витающим в облаках взглядом. Роскошное вечернее платье поникло на спинке стула. «Передай Ларри, что я не приду, и пусть он не рассчитывает на меня до конца моих дней». Твердость ее голоса исключала возражения. Невестка молча закрыла дверь и пошла к мужу поделиться новостью. Это был вечер сбора средств для Фонда Беласко, самое важное событие года, когда проверялась на прочность притягательная способность фонда. Официанты уже завершали подготовку стола, повара трудились не покладая рук, музыканты камерного оркестра настраивали инструменты. Каждый год Альма выступала на вечере с краткой речью, всегда примерно одного содержания, позировала для фотографий с самыми выдающимися жертвователями и общалась с прессой — от нее требовалось только это, все остальное брал на себя ее сын Ларри. На сей раз пришлось обойтись без Альмы.