Елена Арсеньева - Ни за что и никогда (Моисей Угрин, Россия)
— Можно ли быть таким бесчувственным, как ты? Стольких ты благ и какой чести лишаешь себя и отдаешься на горькие муки! Отныне, да будет тебе ведомо, жизнь или смерть ожидают тебя: если волю госпожи своей исполнишь, то от нас в чести будешь и великую власть примешь, а ежели ослушаешься, то после многих мук смерть примешь.
И он повернулся к Эльжбете, стоявшей тут же:
— Пусть никто из купленных тобою пленных не будет свободен, но делай с ними что хочешь, как госпожа с рабами, чтобы и прочие не дерзали ослушаться господ своих.
Венгр же посмотрел на короля дерзко:
— А нам, грешным, Господь говорит: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит, или какой выкуп даст человек за душу свою?» Что ты мне обещаешь славу и честь, которых сам ты скоро лишишься, и гроб примет тебя, ничего не имеющего! И эта скверная женщина жестоко убита будет, — ткнул он пальцем в Эльжбету и гордо отвернулся.
Да, он отвернулся, однако Болеслав успел увидеть, какая гримаса отвращения исказила его лицо. И он словно прозрел. Король понял, что казалось ему таким странным в облике Венгра.
Болеслав был опытным человеком. Он многое повидал, много знал. И теперь разглядел на лице Венгра отвращение не просто к Эльжбете, а вообще отвращение к женщине. И суть природы Венгра стала ему ясна, как белый день.
Король только головой покачал, предчувствуя, сколько горя придется еще испытать Эльжбете. И ведь что бы он ни сказал своей прежней подруге, та ему ни за что не поверит! Значит, ей придется самой совершить то же открытие, которое совершил Болеслав…
Да, ей будет больно. Но она прозреет.
Он подозвал Эльжбету поближе и шепнул ей:
— Да затащи ты его в свою постель! Нет тебе равной на ложе, ты и мертвого из могилы поднимешь, похотью обуянного! И тот, кто не сотворит с тобой греха, лежа в твоих объятиях, тот и не мужчина вовсе.
Эльжбета утерла заплаканные глаза и улыбнулась благодарно. Да уж… как же она сама не догадалась, что надо делать? Воистину, разум ее помутился от любви.
Поцеловав руку короля, вдова убежала из дворца, сгорая от нетерпения немедленно воплотить в жизнь его совет. Слуги волокли вслед за нею непокорного Венгра, а король с тоской смотрел им вслед, прекрасно понимая, что Эльжбету ждет страшный удар, и искренне желая, чтобы он все же ошибся в Венгре.
К несчастью, он не ошибся…
Эльжбета велела насильно положить Венгра в свою постель, она целовала и обнимала его, она трогала его за тайные уды и целовала их, уподобясь в своем любовном неистовстве и безрассудстве блудницам вавилонским… Но эти самые уды, вместо того чтобы затвердеть, как им самим Творцом положено, оставались мягки и недееспособны, а с лица Венгра не сходило выражение страшного отвращения к обнаженной красавице, которая искушала его.
— Да ты безумен или немощен?! — вскричала в конце концов Эльжбета.
— Напрасен труд твой, — ответил Венгр, кривясь брезгливо. — Не думай, что я безумный или что не могу этого дела сделать: я, ради страха Божия, тебя гнушаюсь, как нечистой.
Оторвавшись от него, Эльжбета взглянула на его равнодушное тело, на чресла его, выражавшие только ледяное презрение к ней, и вспомнила слова Болеслава: «Тот, кто не сотворит с тобой греха, лежа в твоих объятиях, тот и не мужчина вовсе».
И вот теперь настало для нее страшное мгновение прозрения. Поняла она, что расточала и любовь, и преклонение, и ласки воистину не мужчине, а тому, кто служил забавой мужчинам, а потому утратил вкус к женской красоте и женской любви.
Ох, как разъярилась Эльжбета, вспомнив и потерянное время, и попусту растраченные силы, и любовь, которую бросала она под ноги этому… этому НЕ-мужчине, словно жемчуг метала пред свиньями. Умерла в ней любовь, осталось только желание расквитаться за свое унижение. Поруганная, оскорбленная гордость диктовала ей самые изощренные планы мести, и она воплотила их все.
Для начала Эльжбета приказала давать Венгру по сто ударов палками и плетьми каждый день, а потом велела обрезать тайные его уды, сказав:
— Не пощажу его красоты, чтобы не насытились ею другие.
Летопись стыдливо опустила здесь существительное, которое было произнесено после прилагательного «другие»…
Долго лежал Венгр, как мертвый, истекая кровью, едва дыша. Но все-таки выжил.
А король Болеслав только угрюмо кивнул, когда узнал, чем кончилось дело между Эльжбетой и Венгром. И тут начали его донимать монахи, прослышавшие, что над одним из братьев их было учинено такое издевательство, что он так пострадал от рук грешной женщины. Настойчивость их доходила до того, что они требовали казнить Эльжбету, на крайний случай — изгнать ее из Польши. В ответ Болеслав только расхохотался и пригрозил изгнать из пределов королевства именно черноризцев!
Неведомо, решился бы он осуществить сие намерение или нет, однако настигла его внезапная смерть: воспалилась старая рана короля-воина, заразилась кровь — и болезнь свела его в могилу. В тот недолгий миг, пока страна пребывала в безвластии, поднялся мятеж во всей Польской земле: кто мог, пытался занять престол, на господ своих пошли и слуги, смешалось все… много было жертв. Погибла и Эльжбета, а кто убил ее, неведомо. То ли стала она жертвой случайного злодея, а может быть, кто-то свел с нею старые счеты.
Венгр же после кровавой бойни счел себя вольным человеком и пошел в Печерскую обитель монашествующих, где попросился к преподобному Антонию. Поскольку он имел на себе знаки такого мученичества, которых удостаиваются только избранные страдальцы, приняли его с охотой. Отныне он жил той жизнью, коя одна была и ему мила, и богоугодна, подвизаясь в молитве, посте, бодрствовании и во всех иноческих добродетелях, и победил все козни нечистого врага до конца, как гласит летопись.
Постепенно поучительная история его жизни стала известна многим монахам, и с особенным почтением смотрели на него те, кто был томим плотскими страстями и не мог справиться с ними.
Многие читали молитвы, обращенные к Моисею Угрину (теперь называли его на старинный лад только этим именем), и молитвы те дошли до наших дней:
Радуйся, преподобне отче Моисее, дивный чудотворче и чистоты поборниче.Радуйся, целомудрия дивное светило.Pадуйся, благоуханный крине девства и нетления.Радуйся, плоть духу покоривый.Pадуйся, вся по Бозе терпети изволивый.Радуйся, козни вдовы бодро отразивый.Радуйся, на высоту безстрастия возшедый.Радуйся, не приложивый сердца к земному наслаждению.Радуйся, твердее адаманта в терпении явивыйся, ибо кровию твоею, яко багряницею,Церковь украсися.Pадуйся, за девственную чистоту от Господа венчанный.Pадуйся, не словом точию, но множае паче делом нас поучаяй.Радуйся, преподобне отче Моисее, дивный чудотворче и чистоты поборниче.
«Не словом точию, но множае паче делом нас поучаяй…» Сию молитву преподобный Моисей усердно воплощал в жизнь. В одном из кондаков (молений), к нему обращенных, сказано: «Странное чудо является притекающим к тебе, блаженне Моисее, ибо даровал тебе Господь побеждати страсти. Также подражая первому Моисею, творящему жезлом чудеса, жезлом страсть братнюю исцелил еси. Мы же, благодаря о сем Бога, даровавшего тебе таковую крепость, с любовию взываем: аллилуйа».
