Виктория Холт - Вечный любовник
Она сложила руки на коленях.
– Я понимаю, надлежащие удовольствия обязательно ниспосылаются девушкам, когда для этого приходит срок.
Генрих улыбнулся. Все хорошо, можно вернуться к Флоретте и спокойно заняться с нею любовью, а когда родится ребенок, он испытает отцовскую гордость.
– И, мой сын, – продолжила между тем королева, – думаю, если ты стал достаточно взрослым, чтобы быть отцом, то достаточно вырос и для того, чтобы стать солдатом. – Он вскинул на нее глаза. Голос матери прозвучал очень жестко, когда она добавила: – Таким образом, тебе следует незамедлительно начать готовиться к отъезду в Ла-Рошель.
Генрих не нашел что ответить, но его сердце учащенно забилось. Ла-Рошель, цитадель гугенотов!
– Тебе надлежит немедленно представиться адмиралу Колиньи, который тебя ждет.
Посмотрев на мать, Генрих понял, что это ее решение родилось не внезапно.
Она пришла к заключению, что он больше не мальчик. И в ближайшие годы должен был стать более значительной личностью, чем его отец. В Ла-Рошели признанные вожди гугенотов должны узнать, кто он такой. Время игр закончилось.
В обнесенном оградой саду Генрих сказал Флоретте, что он убит горем, потому что должен ее покинуть. Таково решение его матери, королевы, и Флоретта знает, что он обязан повиноваться. Несмотря на это, ей нечего бояться, потому что она вынашивает ребенка, в чьих жилах будет течь королевская кровь.
Флоретта вытерла глаза, а Генрих отправился готовиться к отъезду в Ла-Рошель.
Его мать решила еще раз серьезно с ним поговорить.
– Мой сын, – сказала она, – тебе следует осознать, какая великая миссия на тебя возложена. С самого рождения твоим предназначением было стать вождем гугенотов. Я хочу, чтобы ты постоянно помнил об этом.
– Да, мадам.
– В Ла-Рошели ты узнаешь, что такое быть вождем…
Внезапно его внимание рассеялось. Он подумал о Флоретте, лежащей за оградой в саду с другим любовником – возможно, не в саду, а в лесу или у изгороди. Флоретта и другой! Конечно, он не настолько глуп, чтобы требовать от Флоретты верности, хотя они и поклялись, что будут ждать друг друга. Прирожденный здравый смысл, благодаря которому они стали любовниками еще до того, как по-настоящему выросли, подсказывал обоим, что горячая кровь, которая бурлила в их жилах, не позволит им все время оставаться холодными до их новой встречи.
– Тебе надлежит во всем полагаться на мнение адмирала Колиньи, – говорила между тем мать Генриха. – Он великий человек и, что более важно, хороший человек…
…Женщины в Ла-Рошели могут оказаться не столь отзывчивыми, как в По и Нераке. Колиньи? А не пуританин ли он? Не попытается ли навязать ему какие-то правила поведения?
– Колиньи? – пробормотал Генрих.
– Адмирал Колиньи. Величайший из французов. Генрих подумал, что его мало заботит вся эта Ла-Рошель.
– Ты поедешь туда вместе с твоим двоюродным братом, Генрихом Конде. Он примерно твоих лет, и будет очень хорошо, если ты станешь слушаться адмирала Колиньи, стараться стать таким же, как он – честным, богобоязненным, искренне верующим…
Генрих начал склоняться к выводу, что жизнь в Ла-Рошели будет непростой. И расставание с Флореттой наполняло его сердце печалью.
Кавалькада всадников приближалась к Ла-Рошели. Впереди скакала королева Наварры, а рядом с ней были два юноши, оба по имени Генрих: один – ее сын, принц беарнский, другой – его двоюродный брат, принц Конде.
Сердце Жанны наполнялось нежностью, когда она смотрела на их юные лица, на которых еще не оставили следа прожитые годы. Однако ее сын уже вот-вот должен стать отцом.
«О боже, – молила она, – не допусти, чтобы он повторил ошибки своего отца. Сделай так, чтобы он не причинял своей жене таких же страданий, какие Антуан причинял мне».
Но, вероятно, большинство жен принцев обречены на такие страдания. Жанна взглянула на племянника – немного старше ее сына, всего на несколько месяцев – и подумала о его отце, который, когда Антуан связался с Красоткой Руэ, завел шашни с Изабеллой де Лимёй. Жизнь Луи Конде походила на жизнь Антуана, и его жена страдала так же сильно, как Жанна. Потому что Изабелла, как и Красотка Руэ, тоже была из «летучего эскадрона» Екатерины Медичи и получила указание соблазнить Конде, как и та, другая, которой надлежало помешать Антуану исполнить свой долг перед гугенотами и его женой.
И эти двое мужчин, прекрасно зная, кто является их истинной соблазнительницей, тем не менее не нашли в себе сил для того, чтобы оказать сопротивление.
Но теперь мучить себя переживаниями о прошедшем бесполезно. Антуан умер, но оставил ей сына и дочь, и поэтому ей нужно быть готовой к борьбе.
Несмотря на все свои супружеские измены, Луи Конде был истинным вождем, но он тоже умер, и теперь важным было не его распутство, а то, как воздействует его смерть на тех людей, которые защищают Ла-Рошель.
Именно по этой причине Жанна ехала в этот город, желая показать этим людям, что, хотя принц Конде и был мертв, на его место должен заступить другой.
Более того, ей было кого им предложить – своего сына, беарнского наследника.
«Господи, дай ему силы!» – молилась она.
Вот он, рядом с ней, уже совсем похожий на взрослого мужчину, с густыми темными волосами, откинутыми назад с высокого лба, с острым подбородком, делающим его похожим на сатира, крепко сложенный, с блеском в глазах, говорящим о его жизненной силе.
Жанна гордилась Генрихом и, хотя ей пришлось высказать свое неодобрение по поводу его связи с дочерью садовника и скорого рождения ребенка, полагала, что это свидетельствует о его возмужалости, которую одобрил бы его дед.
Ее сын больше не мальчик, он стал мужчиной, и она должна равно принять и его недостатки, и его достоинства, потому что именно в таких мужчинах нуждается Ла-Рошель.
Гаспар де Колиньи радостно встретил королеву и принцев.
Их присутствие, как он считал, крайне необходимо. Сам Колиньи считался признанным вождем, за которым любой пошел бы на смерть; он был мужественным честным человеком, который верой и правдой служил делу гугенотов – не из любви или ради власти над ними, не из тщеславия, а потому, что верил в их правоту. Его одинаково почитали как старики, так и молодежь. Говорили, что им восхищался даже чудаковатый Карл, король Франции, и если бы у адмирала Колиньи была возможность находиться рядом с королем, то он непременно обратил бы того в веру гугенотов.
Однако солдаты, обожая Колиньи и испытывая к нему безграничное уважение, все же больше любили принца Конде. Он был храбрецом, бесстрашным, мужественным до безрассудства воином, мужчиной в полном смысле этого слова, с опрометчивыми поступками, которые только прибавляли ему симпатии других мужчин. В Конде не было ничего божественного, он любил женщин, обожал пошутить, а его веселость и остроумие вызывали такое восхищение, которое не могло вызвать благочестие Колиньи.
