Элизабет Фэрчдайл - Возвращение лорда Рэмси
Он массировал ей основание шеи, то самое место, которое ласкал поцелуями Тимоти. Она боялась прикосновения к этому месту, но движения массажиста были совсем не такими, как она ожидала. Она опасалась, что его прикосновения чего-то лишат ее, но странным образом ощущение было прямо противоположным.
Бессознательно Пруденс начала доверять этому незнакомцу и его рукам.
– Мой сад совсем не так живописен, – пробормотала она.
– Вот как? – Он не попросил ее объяснить, и от этого она поняла, что какой-то части ее существа ужасно хочется, чтобы ей задавали вопросы.
На помощь ей пришла миссис Мур – ее спицы перестали стучать, заставив Пруденс вспомнить о ее присутствии.
– На что же похож ваш сад, дорогая? Пруденс было неловко рассказывать об этом, но и промолчать она не могла.
– Это огород, – неуверенно начала она, – обнесенный высокой кирпичной стеной.
– А дальше? – Стук спиц миссис Мур возобновился.
Пруденс хотелось говорить. Сад, который она представила, настолько отличался от сада, описанного массажистом, что ей требовались объяснения. Картина, нарисованная ей воображением, смущала и тревожила ее.
– Это так странно! – выпалила она. Глаза ее по-прежнему были закрыты, и видение никуда не исчезло. – Сад, который я вижу, страшно запущен.
– В чем это выражается? – спросил массажист. Его руки не переставали двигаться. В голосе не было и намека на недоверие или насмешку.
– Ворота почти сорваны с петель. – Пруденс слышала свой голос словно со стороны. – Грядки заросли сорной травой и плющом. В овощах копошатся вредители. Они поедают морковку и горошек. В центре сада есть фонтан с мраморным херувимом, но он не действует. Мне кажется, что этот огород никто не возделывал долгие годы. Единственное, что находится в хорошем состоянии, – это теплица, в которой растут экзотические растения: лаймы, лимоны, ананасы, бананы. Ветки сгибаются под тяжестью спелых плодов. Мне хочется дотянуться и сорвать их.
– Прополите весь огород, и все будет в порядке. – заметила миссис Мур под стук спиц. – А еще лучше наймите садовника. – И она усмехнулась собственной шутке.
Но Пруденс больше интересовала реакция массажиста.
– Почему мой сад так отличается от вашего, сэр? – спросила она.
Последовало минутное молчание. Руки, которые стали ей знакомы и которым она начала доверять, продолжали свою работу, смягчая боль в ее негнущейся спине, принося успокоение.
– Сад – символ того, какой вы видите саму себя. – Его голос был подобен музыке.
Ее первой реакцией было неприятие подобного вздора.
– Я сад? – саркастически проговорила она, чувствуя, что такой ответ огорчил ее не меньше, чем боль в спине, которую его руки, казалось, одновременно и усиливали, и смягчали.
– Что значит для вас огород? – продолжал он, и голос его был таким же успокаивающим, как и руки.
Пруденс закрыла глаза и отдалась ощущениям, рождаемым его прикосновениями. Что в самом деле значил для нее огород?
– Огород – это место скорее практичное и полезное, нежели декоративное, как, например, розарий. Он дает основные продукты питания для всей семьи.
– А вы в этих отношениях похожи на свой огород?
Вопрос был несложным, но вопросы подобного рода Пруденс еще ни разу не задавали. Что, если подумать, у нее общего с огородом?
Он задел больное место.
– Ох, – вырвалось у нее.
– Прошу прощения, – извинился массажист.
Спицы миссис Мур перестали стучать.
– Но ведь это вы и есть. Вы приносите пользу, а не только радуете глаз, и без вас нельзя обойтись. Неизвестно, что случилось бы за время болезни детей и родов миссис Маргрейв, если бы не вы. Никто другой не заботился о них с такой любовью и прилежанием.
Пруденс устало вздохнула.
– Но мой сад в таком плохом состоянии.
– А вы в настоящее время разве в хорошем состоянии? – спросил массажист.
– Нет, думаю, что нет, иначе меня здесь не было бы. Ну а что насчет плюща?
– Что в вашем представлении олицетворяет собой плющ? – Он ловко увернулся от ответа и вместо этого сам задал ей вопрос. Как, миссис Мур сказала, его зовут? Чад? Нет, Чаз.
Она застонала, когда он задел болевую точку у нее на шее. В это место ее страстно целовал Тим. Чаз снова вежливо извинился, но на самом деле ей были нужны не его извинения.
– Плющ цепляется, – сказала она, размышляя вслух, пытаясь отвлечься от боли и сосредоточиться на вопросе. – Он расползается повсюду и украшает сад. Плющ в общем-то всем нравится, если только он не вылезает за пределы отведенного под него участка. О-о, здесь больно.
– Прошу прощения, мадам. – Он стал массировать менее болезненный участок. – Вы говорили о том, что плющ – приятное растение.
– Да, пока он растет на отведенном для него месте.
Миссис Мур снова прервала свое вязание.
– Плющ задушит все остальные растения в саду, если позволить ему расти где придется, – практично заметила она.
Неожиданно глаза Пруденс наполнились слезами.
Раздался голос человека, которого она воспринимала как представителя Индии и всех дальних стран, носителя чуждой философии.
– Есть в вашей жизни что-то или кто-то, кто цепляется за вас, как плющ? Кто-то, кто вырвался из предназначенных ему пределов и душит вас до смерти?
Пруденс замолчала. Она погрузилась в раздумье, наблюдая за игрой теней на ткани полога. Странно, что эти простые вопросы в сочетании с прикосновением рук массажиста к ее спине и плечам помогли ей расслабиться душевно и физически, избавиться от напряжения, неловкости, отчаяния. Руки, массирующие ей спину, казалось, проникали в глубь ее тела и души, выявляя скрытую истину.
– Может быть, и есть, – тихо ответила она и закрыла глаза. Подступившие слезы оставили у нее на щеках две широкие влажные дорожки.
ГЛАВА 4
Пруденс Стэнхоуп вышла из влажного тепла бань Махомеда пружинящей походкой. Перед глазами у нее все еще стоял огород, нуждающийся в прополке. Усилием воли она прогнала этот образ. Оказавшись на свежем воздухе и освободившись от липкого жара бань, щупающих рук, каверзных вопросов и тревожащей душу попытки заглянуть в неизвестное, она увидела, что на улице неярко светит солнце, ласковое, как легкое прикосновение руки к ее плечам, которые все еще немного побаливали. Налетевший ветерок растрепал ее заново причесанные волосы, подхватил концы завязанного у горла шарфа, и они нежно коснулись шеи. Морские волны бились внизу о камни, и их шум показался ей голосом, зовущим ее беззаботно, как ребенок, побродить по берегу, намочив ноги в набегавших волнах. Может, спокойное удовлетворение, испытываемое ею в этот момент, и было тем недостижимым состоянием расслабленности, о котором говорил массажист? Может, она поймала его, как ловят иной раз рукой бабочку?
