Гэлен Фоули - Ее единственное желание
Как женщина, исповедовавшая многовековую джайнистскую философию ненасилия и социального равенства, широко принятую в Индии, Джорджи не могла не уважать человека, считавшего, что его главнейшая жизненная миссия — воспрепятствовать человеческим существам уничтожать друг друга.
И все же в глубине сознания шевелились определенные сомнения.
По словам окружающих, он просто святой. А святых не бывает. Учения восточных мистиков говорили о том, что на каждую вспышку света в человеческой душе приходится равное количество тьмы. Кроме того, она стала настоящим циником после многочисленных встреч с дипломатами, политиками и чиновниками, присланными из Лондона якобы для того, чтобы помочь править Индией, а на деле одержимых лишь одной жаждой — жаждой золота. Не успев сойти на сушу, они принимались набивать свои карманы богатствами Востока, безжалостно при этом эксплуатируя индийцев. Только очень немногим англичанам был небезразличен народ Индии. И среди этих немногих была Джорджи.
С самого детства она привыкла думать об индийцах как о своей второй семье. После смерти матери ее воспитали и вырастили добросердечные индийские слуги. Они приняли ее, одинокую маленькую сироту, в свой мир, в свой веселый, танцующий, многоцветный, таинственный, парадоксальный мир.
И этот мир сделал ее такой.
Она использовала свое положение, чтобы защищать индийцев от худших последствий нашествия западной цивилизации, но у женщин мало власти, помимо данных Богом красоты, обаяния и ума.
И вот теперь облеченные властью прислали из Лондона лорда Гриффита, пушку самого крупного калибра из своего арсенала.
Что не сулило ничего хорошего.
Значит, грядет нечто неприятное, и Джорджи намеревалась выведать, что именно. Она слышала сплетни об очередной войне против княжества Маратха, но молилась, чтобы это было не так, особенно еще и потому, что двое ее братьев так и рвались в бой. И еще это тревожное письмо от Мины…
Недавно одна из ее индийских подруг детства, принадлежавшая к высшей касте, дорогая прелестная Мина, стала женой Джохара, махараджи Джанпура. Красавец и храбрец, воин и поэт, князь Джохар правил одним из наиболее крупных и могущественных индийских княжеств в северной и центральной Индии. Его царственные предки были среди основателей княжества Маратха, появившегося в результате союза шести могущественных раджей, владевших территориями вокруг Бомбея и девственными лесами плато Декан.
Связанные многолетним союзническим договором взаимной обороны против врагов, князья Маратха, происходившие из касты воинов, впервые объединились сотни лет назад, чтобы противостоять завоевателям Моголам — буре, налетевшей из Афганистана, чтобы покорить Индию.
И по сей день они защищали свой суверенитет от британцев. За пятьдесят лет разразилось уже две войны между англичанами и властителями Маратхи, но пока что, вот уже десять лет, царил худой мир. Однако многие считали, что очередная война — всего лишь вопрос времени.
Джорджи тоже обуревала тревога. Она ненавидела насилие, и ей было не по себе при мысли о падении такого справедливого правителя, как князь Джохар. Так много гордых индийских княжеств пало жертвой британских махинаций! Многих погубили войны, других — унизительные договоры: Хайдерабад, Майсур и даже воинственные раджпуты на севере. Только Маратха оставалась совершенно свободной и независимой.
Но, возможно, ненадолго.
Если начнется война и махараджа-воин будет убит в бою, все его тридцать жен, включая дорогую Мину, не говоря уже о сотнях наложниц, будут сожжены на погребальном костре, как едва не сожгли сегодня Лакшми.
При этой жуткой мысли Джорджи содрогнулась, и лорд Гриффит чуть сильнее прижал ее к себе.
— Вам плохо? — пробормотал он. Как нежны его прикосновения!
Голова еще слегка кружилась, но Джорджи умудрилась ею качнуть.
— Нет, благодарю вас, — выдавила она, снова напомнив себе, что, какие бы интриги тут ни плелись, этот человек находится в самом их центре.
Она намеревалась выведать у гостя, что происходит: разумеется, не прямо, а обиняками. В конце концов, она «всего лишь женщина». Лорд Гриффит никогда не поделится с ней правительственными секретами, да она и не имеет права спрашивать. Так что лучше всего не возбуждать в нем подозрений. Если пустить в ход женские хитрости, держать открытыми уши и глаза, очаровать его, заставить забыть об осторожности, скоро у нее будет необходимая информация.
Отныне она намерена следить за ним, как ястреб — за цыпленком.
И как бы ни хотелось верить кристально прозрачной репутации лорда Гриффита, не настолько она наивна. Вряд ли стоит надеяться, что великолепный маркиз чем-то отличается от остальных алчных европейцев, веками грабивших Индию.
Если его мотивы искренни и честны, если он действительно приехал, чтобы остановить войну, и достоин доверия, значит, она сделает все, чтобы ему помочь.
Но если окажется, что он такой же, как все остальные, продажный и жестокий, и что его истинная цель — обогащение, либо собственное, либо Ост-Индской компании и Короны, значит, она попробует постоять за своих друзей из Маратхи и найдет способ действовать против него. Тем более что он станет ее гостем, и это поможет ей не спускать с него глаз. Поэтому она и послала ему записку с приглашением остановиться в ее доме. Это даст ей достаточно времени, чтобы понаблюдать за ним, узнать получше и определить, какова его истинная натура.
Вскоре они свернули на широкую красивую улицу, известную как Чоуринги, калькуттский синоним Парк-лейн. Проезжая мимо ряда величественных особняков, где в роскоши и покое проживали богатейшие английские семьи, Джорджи низко нагнула голову, втайне радуясь, что догадалась надеть восточные одежды и скрыть вуалью лицо от любопытных соседей.
Правда, большинство из них, возможно, еще спят, тем более что ночью были на балу, но вряд ли следует рисковать. Не стоит, подобно покойной внучатой тетке, становиться героиней скандала, ибо в этом случае она никому уже не сумеет помочь.
Когда они приблизились к ее дому, Джорджиана дала лорду Гриффиту знак остановиться.
— Вот мы и прибыли.
Йен натянул поводья перед самым причудливым домом во всем квартале. Здание напоминало белоснежную восточную фантазию: экзотическое сооружение, увенчанное бирюзовым куполом-луковицей, с четырьмя забавными башенками-минаретами по углам. Оно словно плыло перед Йеном, как сон безумного поэта о Кубла-Хане[1], мерцающая иллюзия, сверкающая белизной на лазурном небе.
Йен моргнул, словно ожидая, что видение исчезнет.
