Селеста Брэдли - Негодяй в моих мечтах
Ну и ну, как все изменилось. Отъедь на несколько месяцев…
Точнее, лет.
Пусть так. Отъедь на несколько лет, и, мир перевернется вверх тормашками.
В этот момент обе пары отодвинулись и Джек увидел ее.
Нетерпеливо подпрыгивая на цыпочках, перебирая маленькими ножками в аккуратных сапожках, закинув голову так, что ее крохотная треуголка чуть не слетала с темных кудряшек, сверкая синими, полными возбуждения глазами, перед ним предстала прелестная девчушка лет трех. Одета она была, как это ни странно, в костюм пирата. Весьма достоверный, вплоть до крохотного деревянного меча, заткнутого за пояс ее полосатых шаровар.
Она поразила Джека как удар настоящего меча. Прямо в грудь.
Оо! Она!
Хотя Джек не шевельнулся и не издал ни звука, четверо взрослых наконец обратили на него внимание. Темноволосая женщина сделала шаг вперед и начала что-то говорить, что-то насчет ребенка. Но ее слова в мозгу Джека преобразовались просто в невнятный шум. Он знал эти глаза!..
Он поднял руку, и все замерли. «Я знаю, кто это». Он выронил свой саквояж, пересек холл и опустился перед маленькой девочкой на одно колено.
— Ты выглядишь в точности, как твоя мать, — мягко произнес он.
Она стащила с головы нелепую прелестную повязочку, прикрывавшую один глаз, и заморгала своими поразительно синими глазищами. Потом протянула руку и погладила его худое лицо пухлыми розовыми пальчиками.
— Ты — капитан Джек.
Сердце Джека забилось так, как давно не билось. Сначала неуверенно, словно со скрипом, а потом все сильнее и ритмичнее.
Никто никогда не прикасался к нему. Даже друзья удовлетворялись торопливым хлопком по плечу. И то редко. Ее пальчики были липкими и пахли лимонным печеньем.
За все золото мира Джек не смог бы отодвинуться от нее. Он оставался неподвижным, предоставляя себя ее осмотру.
— А ты?
Она приложила вторую ладошку к его лицу, розовая нежная кожа резко контрастировала с его смуглостью.
— Я — капитан Мелоди.
Мелоди. Ну конечно! Любое другое имя ей просто не подошло бы.
— Привет, Мелоди. Я твой отец.
Мелоди запрокинула головку и долгую минуту пристально вглядывалась в него.
— Мне нравятся корабли, — наконец выговорила она. — У тебя есть корабль?
Он кивнул:
— У меня много кораблей. — Как-то получалось, что на ее детские вопросы было очень легко отвечать.
— Я могу их увидеть?
— Конечно. — «Что еще? Буду ли я должен убить дракона? Победить чудищ, прячущихся под кроватью? Яростным взглядом нагнать страху на твоих поклонников, так что душа уйдет в пятки?» — Я покажу тебе мой главный корабль — «Гром чести».
— Ладно. — Она взяла его за руку и повела к двери, потом обернулась к оставшимся парам, остолбенело уставившимся на них, и помахала рукой. — Я хочу посмотреть на папин корабль. Пока!
Уилберфорс, который совершенно не поддался испытанию возрастом, помог Мелоди надеть маленькое пальтишко, затем распахнул двери перед ней и Джеком и молча поклонился, провожая их из клуба.
Снаружи уже разгорелся день. Джек заморгал, ослепленный его яркостью. Когда небо успело стать таким пронзительно-синим?
Он опустил глаза на крошечную пиратку, шагавшую рядом. Она тоже посмотрела на него — глазами синими, как летнее небо.
Одна ночь… одна ночь, которую он, как ни старался, как далеко ни заплывал, как бы долго ни отсутствовал, не смог вытравить из памяти… Одна ослепительная ночь полного единения… прежде чем она отбросила его прочь, чтобы выйти за более богатого человека…
Бывшая Амариллис Кларк, ныне графиня Комптон! Ей придется объясниться и на это раз сказать всю правду.
— Папа! Я вижу дом. Какой он большой!
Наверное, никто в мире не мог бы испытывать такое возбуждение, как трехлетняя Мелоди. Она подпрыгивала на пружинах сидений экипажа. Буквально повисая, высовывалась из окна. Она даже на целых две минуты забыла о своей довольно гадкой на вид тряпичной кукле.
— Да, Мелоди. У графа Комптона очень большой дом.
Джек двумя пальцами подобрал с пола экипажа тряпичную куклу дочери и положил ее на сиденье рядом с Мелоди. Горди Энн выглядела как истрепанный галстук, который завязали в узлы, а потом не меньше года таскали по грязи за упряжкой мулов.
Но любовь Мелоди к ней была безграничной. Джек теперь и сам был включен в этот круг любимых.
«Мое место где-то между Горди Энн и ягодным пирожным. А может, я котируюсь наравне с ягодным пирожным».
Что ж, такое место вполне приемлемо. В конце концов, он и сам был весьма неравнодушен к пирожным.
По крайней мере, в детстве, когда мир был полон красок, разноцветных, а не серых, и язык различал разнообразные вкусы, а не песок и опилки.
Мелоди очередной раз подпрыгнула на сиденье и бросила на Джека жизнерадостный взгляд:
— Папа, я вижу дверь! — Ее громадные синие глаза весело сверкали.
Дела шли на лад. Теперь его мир, кроме серого, включал в себя еще и синий цвет.
Они в точности повторяли цвет глаз ее матери. Глаза цвета летнего неба, синего топаза, яичка малиновки… Глаза Амариллис дразнили и сияли, превращая незадачливых мужчин в бездумный воск в ее руках.
Но ее глаза могли излучать и ледяной холод, как айсберги, с которыми он встречался во время странствий по северным морям. Вроде тех льдин, одна из которых навеки поселилась в его сердце.
Устав от однообразного зрелища за окошком, потому что они долго ехали по длинной извилистой подъездной аллее, Мелоди перебралась на другое сиденье, схватила Горди Энн и вернулась к Джеку. Не колеблясь ни секунды, Мелоди забралась к нему на колени и удовлетворенно прислонилась к его груди. Опустив глаза, Джек попытался решить, должен ли он обнять ее, чтобы она не свалилась? Однако она сидела прочно, и он оставил ее в покое.
Бесконечно любящая Мелоди походила на пламя свечечки, пытающейся растопить айсберг, поселившийся у него внутри. Впрочем, даже эта маленькая прогалинка со временем могла стать летом. Он все-таки приобнял ее, чтобы она не свалилась, если экипаж тряхнет на случайном ухабе.
Джека несколько удивляло, что Мелоди ничуть его не боится. Большинство детей, да, пожалуй, и взрослых, перед ним трепетали. А Мелоди приняла его просто как часть странной и необычной семьи достопочтенных джентльменов клуба «Браунс», как принадлежащего ей, собственного папу.
Он сразу понял, что она его дочь, потому что она выглядела в точности как единственная женщина, которую он когда-либо любил. А Мелоди узнала и приняла его без всяких доказательств и рекомендаций.
Обращаясь к нему, она звала его папой, а остальным представляла капитаном Джеком. Мелоди была его ребенком, его ответственностью, но в последние три дня она стала чем-то большим, гораздо большим. Она за много лет была первым человеком, который заставил его вообще что-то почувствовать.
