Мэри Патни - Совсем не респектабелен
Но теперь — другое дело. Поскольку они так плохо обращались с ней, она хотела поступить именно так, как того опасался капитан, то есть напустить блюстителей закона на этих мерзких похитителей людей. Впрочем, она могла бы отказаться от этой затеи в обмен на возможность убить Говарда собственными руками.
— Она говорит, что украла своего великолепного коня, но мне кажется она из богатой семьи, — продолжал Хаук. — На ней странная одежда, причем недешевая.
— Если продать девчонку ее же семье, это может вызвать всякие осложнения, — возразил Говард. — Лучше было бы попользоваться ею — и концы в воду.
— Нельзя зря выбрасывать такой лакомый кусочек, — покачал головой Маккензи, не отводя от Кири непроницаемого взгляда. — Как ее зовут? Может быть, я смогу сказать вам, какова ее стоимость.
— Говорит, что она Кэрри Форд, но, возможно, лжет, — ответил капитан. — Не знаете ли вы каких-нибудь богатых Фордов?
— Нет, но если вы вытащите этот кляп, она разговорится — у нее было время поразмыслить над ситуацией.
— Берегитесь, чтобы она вас не укусила, — посоветовал Джед.
— Или не пнула вас в яйца, — добавил Говард.
— Я привык справляться с трудностями, — сказал Маккензи, глядя в глаза Кири. — Если я выну кляп, ты обещаешь не причинять мне вреда и не оскорблять наш деликатный слух своими ругательствами?
Ей хотелось пинком стереть улыбку с его красивой физиономии. Но еще больше ей хотелось освободиться от грязной тряпки, затыкавшей рот, поэтому она кивнула.
Маккензи развязал на затылке узел веревки, удерживающей кляп. Она сделала глубокий вдох, радуясь тому, что может дышать.
— Веревка и впрямь врезалась в кожу, — сказал он, на мгновение задержав ее лицо в своих ладонях. От его теплого прикосновения ей захотелось уткнуться лицом в его ладонь, и расплакаться, потому что его жест был похож на проявление сочувствия, которого ей сейчас так не хватало.
Но это было бы непозволительной слабостью. А потому, подавив свои эмоции, она сказала:
— Спасибо. И только в знак благодарности предупреждаю: пока я досчитаю до трех, вы должны отойти на безопасное расстояние, чтобы мне не пришлось ни кусаться, ни пинать вас. Раз… два…
— А ведь вы действительно весьма хороши собой, — не скрывая восхищения, сказал он, отходя на безопасное расстояние. — Вас зовут Кэрри Форд? — Он протянул ей наполовину выпитый стакан.
Она отхлебнула глоток вина, который промочил ее пересохшее горло и смыл мерзкий привкус грязного кляпа.
— Зовите меня как хотите.
— Как скажете, девушка, — все еще не отводя взгляда от Кири, сказал Маккензи. — Я куплю ее у вас, Хаук, и даю обещание, что она будет хранить молчание об этом маленьком эпизоде.
Хаук удивился, потом поинтересовался:
— За сколько?
Мак задумался.
— У меня имеется при себе пятьдесят золотых гиней. Я полагаю, что этого будет достаточно.
Небольшое состояние и неожиданная премия за ночь работы. Капитан задумчиво прищурил глаза:
— Но для ее семьи она может стоить дороже.
— Возможно, — согласился Маккензи. — Но разыскивать ее родственников, возможно, окажется трудным или даже опасным делом. — Из внутреннего кармана он извлек мешочек и перебросил его из руки в руку. — Плачу наличными и решаю за вас эту проблему.
Хаук задумчиво почесал щетину на небритой челюсти.
— Мне кажется, это неплохая сделка, — сказал он, взглянув на своих людей, напряженно ждавших его решения. — Что вы скажете?
Контрабандисты дружно согласились, но тут раздался голос Говарда, который с воинственным видом заявил:
— Я не согласен! Я хочу эту сучку, и я вызываю этого лондонского мошенника на поединок за право получить ее!
— Тогда мы не получим наши гинеи! — посетовал кто-то.
— Я сам заплачу за нее пятьдесят гиней! — сказал в ответ Говард.
— Откуда у тебя такие деньги? — с удивлением спросил, кто-то.
Говард уставился на Кири злым, горящим взглядом.
— Я могу заплатить тридцать гиней сейчас, а остальное заплачу из своей доли в будущих прибылях.
Кири попыталась скрыть свой страх: она была уверена, что не выживет, если он станет ее хозяином.
Некоторые контрабандисты расстроились, другие сочли ситуацию весьма забавной.
— Конечно, мы подождем второй половины денег за нее, — послышался чей-то пьяный голос, — но когда ты натешишься, тебе придется поделиться.
— Но тогда она уже не будет такой хорошенькой, — предупредил Говард. — Какое оружие, Маккензи, — пистолеты или ножи? А может, ты откажешься от своего предложения? Ведь я увидел ее первым!
— Я принимаю твой вызов, но мне не хотелось бы пользоваться ни пистолетами, ни ножом. Не терплю вида крови. Особенно своей собственной. — Маккензи на мгновение задумался. — Ты меня вызвал, так что мне выбирать оружие. Я выбираю карты.
Говард усмехнулся, обнажив гнилые зубы.
— В таком случае она моя, потому что я, черт возьми, самый лучший карточный игрок в Кенте.
— Даже хорошие игроки зависят от благосклонности богов азарта, — туманно проговорил Маккензи и сунул руку еще в один карман. — У меня как раз имеется новая колода карт. Можешь их проверить, прежде чем мы начнем поединок. Во что будем играть?
Говард, нахмурив брови, просмотрел карты:
— Моя любимая игра — брэг.
— Отлично. Три карты — и пусть богиня судьбы решает исход.
— С моим умением мне никакого везения не надо, — заявил Говард.
Игра в брэг имела разные варианты, так что участникам пришлось обсудить правила. Потом притащили видавший виды карточный стол и два стула, поставив все это перед огнем. Контрабандисты начали делать ставки, причем фаворитом с большим перевесом был Говард.
Оба мужчины уселись за стол, и Говард, перетасовав карты, передал их противнику, который снова перетасовал их.
— Значит, мы играем за право купить леди, — уточнил Маккензи. — На кону, пожалуй, самая забавная ставка из всех.
Кири хотелось бы, чтобы он поменьше болтал и с большей серьезностью отнесся к тому, чтобы выиграть поединок. Контрабандисты сгрудились вокруг стола, напряженно наблюдая за игрой.
Кири, стиснув зубы, упорно продолжала пилить наручник своим кольцом. В пещере стоял такой шум, что ее никто не мог услышать, и она почувствовала, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Еще немного, и ей, возможно, удастся отогнуть наручник и пробежать к выходу мимо пьяных мужчин, пока они не опомнились.
Если же это не удастся, молила она всех христианских и индийских богов, пусть выиграет Маккензи. Он был неизвестной величиной и наверняка менее грубым и жестоким, чем Говард. И уж конечно, он был не таким грязным. А кроме того, убежать от одного человека легче, чем от двух дюжин.
