Пэм Розенталь - Почти джентльмен
Время шло, огонь в камине почти догорел, но Дэвид не собирался вставать с кресла и ложиться спать.
Вся беда в том, сказал он себе, что жизнь с Марджери была слишком удобной. Наверное, такую жизнь можно назвать идеальной для мужчины, который нуждается в сексе, дружбе и понимании, но странным образом остерегается любви.
Когда они познакомились, она была хозяйкой гостиницы, хорошенькой молодой вдовой. В ту ночь разразилась гроза, и он не смог попасть к себе домой, в поместье Линсли-Мэнор. Дэвид никогда раньше не останавливался в гостинице «Красный боров», но его поразили чистота помещения и качество мясного пирога, который она ему подала – причем подала быстро; когда он приехал, все остальные постояльцы спали.
Ее повар тоже ушел спать. Марджери не стала его будить. Она сама принесла Дэвиду мясной пирог и отличный эль. Белокурая, полногрудая и веснушчатая, в свои двадцать пять она была еще в самом соку. И, как и он, страдала от одиночества, несмотря на свою энергию и жизнерадостность. Взявшись за вторую кружку эля, Дэвид пригласил ее к себе за стол. Она рассказала, что ее муж умер год назад и с тех пор она сама заведует гостиницей.
– Это выгодное дело. К тому же я слишком занята, чтобы жалеть себя.
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Дэвид. Он тоже был загружен работой с тех пор, как вступил во владение поместьем. Ему нравился фермерский труд, тем более что ему достались чудесные земли, хороший управляющий и отличные жители. Но иногда он спрашивал себя, по нему ли такая ответственность. В конце концов, ему был всего двадцать один год. Иногда по ночам, одиноко сидя над бухгалтерскими счетами и гадая, что делать с конкретным полем – засеять или оставить под паром, – Дэвид боялся допустить роковую ошибку, влезть в долги или каким-то образом опозорить свою семью.
– Ты скоро женишься, – сказала ему Марджери. – Для такого богатого, симпатичного парня это не проблема. Должно быть, вся местная знать стремится заполучить тебя в зятья.
Дэвид пожал плечами и тяжко вздохнул. Несколько месяцев назад у него был головокружительный роман, и он до сих пор не оправился от потрясения. Когда все закончилось, он дал себе страстную клятву никогда не жениться. Впрочем, он не стал говорить об этом Марджери. Наверное, боялся, что она посмеется над этими детскими мыслями.
Они занимались любовью до рассвета, лежа на ее большой пуховой перине. Несколько дней спустя Дэвид вернулся, а потом еще раз. Она предупредила его, чтобы он не сильно шумел в постели: в конце концов, у нее приличная гостиница, а не публичный дом. Иногда, в теплую погоду, они уходили в поля. Марджери брала корзину со вкусной едой, они стелили на землю одеяло и шумели, сколько хотели.
Во время одной из таких летних вылазок они и зачали Алека.
Когда Марджери призналась, что носит под сердцем ребенка, Дэвид предложил пожениться, но она мягко ему отказала.
– Спасибо, милый, – сказала она, – но я вполне довольна своим положением. Ну какая из меня графиня? А что касается ребенка, то уверена, ты поможешь, если мы когда-либо будем в чем-то нуждаться. Впрочем, я способна сама его прокормить.
Дэвид был раздосадован отказом и упорно продолжал настаивать на своем. Законы наследования не терпели компромиссов: если она родит сына, он должен быть законным ребенком, чтобы унаследовать звание пэра. Неужели она не хочет, чтобы ее ребенок стал богатым и получил право решать судьбу страны?
В конце концов Марджери сдалась. Они поженились тайно, в другом районе графства, меньше чем за неделю до рождения Алека. Родные Дэвида (несколько престарелых дядьев) были в гневе.
Однако все устроилось весьма неплохо. Марджери по-прежнему владела гостиницей, а Алек рос веселым, ласковым и смышленым ребенком. Он очень рано понял, что его родители – выходцы из разных миров, и смирился со своим положением.
Алеку нравилось бывать в доме отца: там было много старинных рыцарских доспехов. Впрочем, у мамы он тоже не скучал. В ее гостиницу наведывались самые разные люди, и это было интересно. К тому же в мамином доме лучше кормили.
До десяти лет Алек жил с матерью, но Марджери всегда советовалась с Дэвидом по вопросам воспитания сына. Они договорились, что благополучие Алека важнее любых их желаний и предрассудков, поэтому Марджери со слезами на глазах согласилась отправить мальчика в Итонский колледж. Первый месяц сын терпел издевательства кучки маленьких снобов, но потом влился в коллектив – отчасти посредством своих кулаков (Дэвид научил его боксировать), отчасти благодаря своему уверенному жизнерадостному характеру.
Марджери хотела, чтобы сын получил все преимущества, которые мог дать ему Дэвид. Она боялась, что когда-нибудь Алек сочтет ее простолюдинкой и устыдится своего низкого происхождения. По счастью, этого не случилось. Он любил маму и был предан ей до конца ее дней (пять лет назад она умерла от воспаления легких).
Теперь он учился в Кембридже – постигал тонкости естественной философии. Дэвид жалел, что у него больше нет детей, хоть Алек был замечательным сыном. Правда, в последнее время, думая о своем почти взрослом отпрыске, Дэвид чувствовал себя стариком. Алек уже получил свой собственный титул. Юного виконта Гранторпа начали приглашать на балы и домашние вечеринки. Молодые дамы обращали на него внимание, ибо он унаследовал мужественную внешность Дэвида и большие светло-зеленые глаза Марджери. Алек вымахал даже выше отца: они померились, когда он в последний раз приезжал домой, и оказалось, что его рост на дюйм превышает рост Дэвида.
Линсли ужасно тосковал по Марджери, хотя их отношения нельзя было назвать страстной любовью. Два одиноких человека, нуждавшихся в дружбе, соединились узами брака, чтобы помочь друг другу преодолевать жизненные невзгоды. Они получали удовольствие в постели, регулярно встречаясь на протяжении двадцати лет, а потом с новыми силами брались за свои обязанности.
Этот брак был настоящим только в смысле его законности, однако Дэвид видел вокруг себя великое множество гораздо худших супружеских отношений. Их единение основывалось на взаимном уважении и любви к общему ребенку. Смерть Марджери оставила огромную зияющую дыру в его жизни, но Дэвид понимал, как трудно будет найти замену умершей жене.
Несколько лет назад он попытался обратиться к жрицам любви. Это было не дома: он считал, что пойти на такое в своем любимом Линкольншире значило осквернить память Марджери. Он приехал в Лондон зимой. В поместье в такую пору ему все равно пришлось бы сидеть в четырех стенах.
Его решение казалось разумным. Лондон был мировым центром торговли. Здесь покупалось и продавалось все: связи, безопасность, будущее… Маклеры и торговые агенты процветали и жирели, наживаясь на жадности и желаниях других людей.
