Сюзанна Энок - Встречай меня в полночь
Слуга подавил глубокий вздох.
— Ясно как день.
— Отлично. — Синклер позволил себе легкую усмешку. — И не болтай лишнего, иначе мы все погубим.
Роман скрестил руки на груди.
— Впредь буду нем как рыба, честное слово!
— Ты не можешь говорить об этом всерьез.
— Я никогда не был столь серьезен, Виктория. — Граф Стиветон ходил кругами вокруг кушетки, стоящей посреди библиотеки, и от его тяжелых шагов дребезжали стеклянные двери стоящего в другом конце комнаты шкафа. — На сколько твоих проделок мы были вынуждены закрывать глаза, и как долго нам придется делать это впредь?
— Столько, сколько понадобится.
— Виктория!
Положив одну руку на лоб, Виктория приняла позу полной беспомощности.
— Ради Бога, поверь, это был просто глупый поцелуй!
— Ты целовала Синклера Графтона в совершенно… интимной манере. Ты позволила ему обнимать себя! Я больше не желаю выносить все это.
Увы, она уже использовала позу беззащитности на прошлой неделе. Тогда это не сработало, и долгих три дня ее не выпускали из дома.
Виктория села.
— Итак, ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж? А это не слишком сурово? Я целовалась и с другими мужчинами, но тогда ты не требовал…
— Довольно! — Стиветон закрыл уши руками. — Тебе и тогда не следовало целоваться, но на этот раз ты делала это в присутствии целой толпы гостей.
— Чрезвычайно глупой толпы.
— Виктория!
— Но…
— Никаких объяснений. Если он еще не покинул нашу страну, ты выйдешь замуж за лорда Олторпа и сама будешь отвечать за последствия своих действий.
— Неужели тебе никогда ничего не приходилось делать ради забавы? — Она попыталась воззвать к его чувству сострадания.
— Забавы предназначены для детей, а тебе уже двадцать лет, и сейчас главное, чтобы кто-нибудь захотел взять тебя в жены. — С этими словами граф покинул комнату и направился в свой кабинет. Там он будет ждать прихода Олторпа и тогда уж постарается сбагрить дочь с рук долой, так чтобы ему больше не нужно было беспокоиться о ее чересчур резвом поведении.
Виктория вздохнула и прилегла на кушетку. Этот брак станет всеобщим посмешищем. Конечно, она зашла слишком далеко, но ее родители должны бы уже привыкнуть к этому.
— Я не собираюсь замуж! — пронзительно закричала она, глядя в потолок.
Ответа не последовало.
Из всех видов наказаний, которые изобрели ее родители, этот являлся наихудшим. Через год она станет совершеннолетней, сможет путешествовать и заниматься делами, которые сочтет нужными. Но стоит ей выйти замуж, ее деньги перейдут к Синклеру Графтону, и он, вне всякого сомнения, спустит за игорным столом все до последнего пенса, прежде чем она сможет употребить их на что-то полезное.
Правда и то, что ее сердце бешено забилось от его поцелуя. Этого, однако, недостаточно, чтобы выходить за него. Виктория ничего не знала о Синклере, кроме слухов о его ужасной репутации, и родители не вправе приковывать ее к подобному человеку. Виктории оставалось только надеяться, что идея брака так же ненавистна Олторпу, как и ей. Возможно, он уже на дороге в Европу или куда-нибудь еще. Девушка закрыла глаза и вдруг обнаружила, что медленно водит пальчиком по губам. С громким возгласом она вскочила на ноги. Замуж не выходят только потому, что мужчина целуется как бог, и ей не нужен тот, кто не ожидает от жены ничего, кроме кукольной красоты, умения вышивать и устраивать чаепития. Она никогда не сможет стать такой женой.
Синклер вышел из фаэтона и поднялся по узким мраморным ступеням парадного входа дома Фонтейнов. Он долго думал, нанести визит лорду Стиветону или нет, и решил, что тот Син Графтон, которого все знали вдоль и поперек, отправится туда — с извинениями, объясняющими, почему брак невозможен.
Ему было известно, что граф скучен, как дождливый осенний день, но не дурак. Когда у Стиветона возобладает здравый смысл, одна проблема решится, но она оставит нерешенными по крайней мере еще две.
Во-первых, он зашел слишком далеко вчера вечером. Лисичка Фонтейн, вероятно, могла знать что-то о возможной причастности Марли к убийству, но вряд ли стоило расспрашивать ее об этом. К тому же он был слишком занят ухаживанием за великолепной темноволосой крошкой и наслаждался тем, что украл ее у поклонника.
Если бы ему вовремя не пришло в голову выступить с брачным предложением, вечер у Фрэнтонов был бы первым и последним для него и никто из собравшихся там никогда больше не прислал бы ему приглашение. Что бы он ни думал об этом достойном обществе, ему необходимо получить туда доступ и доказать, что Марли или кто-то другой из них убил его брата.
Само собой, Стиветон не согласится на свадьбу, но граф должен услышать достаточно искренние извинения с его стороны, чтобы несостоявшийся зять мог пользоваться благосклонностью общества до тех пор, пока это будет ему нужно.
Вторая проблема казалась почти столь же сложной. Прошлым вечером Син полностью потерял рассудок: Лисичка Фонтейн устремила на него свои прекрасные глаза цвета фиалки, и он забыл свои предположения не только относительно Марли, но и относительно лорда Уильяма Лэндри, а также других возможных подозреваемых, наверняка числящихся среди ее шумных поклонников.
Он вывел ее в сад, не пытаясь что-то выпытать, а лишь чтобы поцеловать ее. Если бы ее отец и остальные разини не обнаружили их, он, разумеется, не ограничился бы одними поцелуями. Теперь, черт побери, ему снова хотелось целовать ее и завершить короткий интимный эпизод, который они начали.
Глубоко вздохнув, Синклер ударил медным молотком по двери. Не прошло и секунды, как тяжелая дубовая дверь распахнулась перед ним.
— Лорд Олторп? — Низенький дворецкий взглянул на его одежду с легким пренебрежением.
— Где я могу увидеть лорда Стиветона?
Дворецкий отступил назад.
— Сюда, пожалуйста.
Синклер проследовал за дворецким по короткой прихожей к устроенному под лестницей кабинету. Семейство Фонтейн являлось древним и обеспеченным родом, пользующимся всеобщим уважением, и он мог представить, как глубоко родители чувствуют оскорбление, нанесенное их дочери. И все же лучше он, чем хладнокровный убийца вроде Марли. Если, конечно, именно Марли застрелил Томаса. За последние два года жизнь Синклера, похоже, превратилась в ряд «если» и «как», и он чертовски устал от того, что не мог добиться ответа.
Граф сидел за письменным столом красного дерева и больше напоминал банкира, чем аристократа. Перед ним лежал раскрытый гроссбух.
Когда маркиз вошел в комнату, Стиветон поднял глаза.
— А, Олторп! Я думал, вы к этому времени уже бежали из страны.
