Анн Голон - Искушение Анжелики
Отец де Геранд бросил последний взгляд в сторону Анжелики, и то, что он прочел в ее глазах, заставило его принять непреклонный и гордый вид.
Своей иронией он защищался от этой необъяснимой жалости, которую почувствовал в ней по отношению к себе.
— Если вопрос, который вы мне задали, интересует вас в такой степени, сударыня, то почему бы вам не спросить об этом самой у отца д'Оржеваля.., посетив его в Нориджевуке?
Глава 3
Три баркаса под парусами, которые надувал речной ветер, спускались по Кеннебеку. На последней стоянке багаж был перенесен из индийских каноэ в более крупные и удобные лодки. Они были собраны и оснащены парусами тремя людьми графа де Пейрака, которые, проведя зиму в фактории Голландца, вернулись на свой пост возле небольшой серебряной шахты, основанной графом год назад. Таким образом, люди и союзники французского дворянина оказывались повсюду. Постепенно широкая сеть рудокопов и колонистов, действовавших от его имени, раскидывалась по всему Восточному побережью.
Жан, проводив Флоримона де Пейрака к озеру Шамплейн с караваном Кавелье де Ла Саля, вернулся как раз вовремя, чтобы вновь занять свое место возле графа де Пейрака во время путешествия к океану. Он принес добрые вести о старшем сыне, но не мог предсказать удачного результата этой экспедиции, посланной в сторону Миссисипи, учитывая трудный характер начальника экспедиции француза Кавелье…
Деревянный баркас, оснащенный одним центральным парусом и небольшим кливером, не мог вместить больше пассажиров, чем индейские челны, которые обладали, с этой точки зрения, невероятной вместимостью. Но путешествовать в нем было значительно удобней. Жан Ле Куеннек управлял парусом, в то время как граф держал рулевое весло. Анжелика сидела рядом с ним.
Теплый ветер играл ее волосами.
Она была счастлива.
Ибо движение лодки, увлекаемой течением, так согласуется с порывами души! Та же вольность, стремительность и в то же время устойчивость. Владение собой и вместе с тем Пьянящее ощущение свободы от земных пут. Река была широка. Берега далеки и туманны.
Она была одна с Жоффреем и переживала всю гамму чувств, одновременно с умиротворением и бодростью, наполнявшими все ее существо. После зимы, которую они провели в Вапассу, она больше не ощущала внутреннего разлада. Она была счастлива. Все, что могло затруднить или осложнить ее жизнь, мало ее волновало. Единственное, что было важно для нее, так это знать, что он здесь, рядом, и сознавать себя достойной его любви. Он говорил ей об этом там, на берегу Серебряного озера, когда полярное сияние разгорелось над деревьями. Она была его супругой, продолжением его большого сердца и безграничного ума — она, которая не знала стольких вещей и столь долго блуждала, слабая и затерянная, в безбрежном мире. Теперь она действительно принадлежала ему. Они признали родство своих душ. Она, Анжелика, и он, этот удивительно мужественный и стойкий человек, не похожий на остальных. Они были связаны теперь воедино. И никто не сможет разорвать эти узы.
Временами она смотрела на него, вглядываясь в его облик, в обветренное, покрытое шрамами лицо, с бровями, сдвинутыми над прищуренными от искрящихся бликов воды глазами. Сидя неподвижно рядом и почти не касаясь друг друга, тесно сдвинув колени, они, казалось ей, были телесно слиты воедино — столь сильно, что временами у нее розовели щеки. И тогда он бросал на нее свой загадочный, будто бы безразличный взгляд.
Он видел ее тонкий профиль, пушок на щеке, которую лениво похлестывали золотистые волосы. Весна оживила ее. Все формы были полны и нежны. В ее неподвижности, как и в любом ее жесте, таилась какая-то звериная грация.
В ее глазах сияли звездочки, и на приоткрытых, влажных и припухлых губах словно вспыхивали искры.
Внезапно на красивом изгибе реки показались песчаный берег и на нем следы старого поселка. С другой лодки что-то крикнул индеец.
Жоффрей де Пейрак показал пальцем на цепочку деревьев, которую теплая дымка окрашивала в голубоватые, пастельные тона.
— Там, — сказал он, — Нориджевука… Миссия…
Сердце Анжелики встрепенулось. Но она сжала губы и нахмурила брови. Она решила в глубине души, что они не должны покинуть эти места, не встретившись лицом к лицу с отцом д'Оржевалем и не попытавшись путем дипломатических переговоров рассеять трудности и недоразумения, которые восстанавливали его против них.
Пока три лодки, наклонившись, поворачивали к берегу, она пододвинула к себе кожаную мягкую сумку, в которой везла часть своих вещей.
Даме, принадлежащей к французской знати, не подобало представиться столь грозному иезуиту в слишком небрежном наряде.
Она быстро спрятала свои волосы под накрахмаленный чепчик, который, она знала, был ей к лицу, и дополнила ансамбль большой фетровой шляпой, украшенной красивым пером. Требовалось проявить чуточку фантазии. Ведь Анжелика была в Версале, и ее принимал король. Следовало напомнить об этом надменному священнику, использующему связи при дворе, чтобы внушать робость всем окружающим.
Затем Анжелика надела казакин с длинными рукавами, который еще в форте сшила из лимбургского голубого драпа и который ей удалось украсить воротничком и манжетами из белых кружев.
Лодка пристала к берегу.
Жан ухватился за свисающую к воде ветку дерева и вытащил лодку на песок.
Чтобы жена не намочила туфли и подол своего платья, Пейрак взял ее на руки и перенес подальше от берега. Сделав это, он ободряюще ей улыбнулся.
Эта часть берега была пустынна. Его окружали кусты сумаха, над которыми возвышались огромные развесистые вязы. По всей видимости, поселок был оставлен еще несколько лет назад, так как место уже заросло кустами густого боярышника.
Один из индейцев сказал, что миссия находится дальше, в глубине леса.
— Нужно, однако, побеседовать с этим упрямцем, — промолвил раздосадованный де Пейрак.
— Да, это нужно сделать, — сказала Анжелика, хотя ее сердце было полно тревоги.
Бог не допустил бы, чтобы они покинули эти места, не получив обещания сохранить мир.
Один за другим они вступили на тропинку, проложенную среди зелени, и аромат цветущего боярышника сопровождал их, навязчивый и сладковатый.
По мере того, как они удалялись от реки, ветер спадал. Неподвижная и тяжелая жара опустилась на землю.
Все эти запахи цветов и пыльцы угнетали, вызывали смутное беспокойство и тоску неизвестно о чем.
Два испанца открывали шествие, два других его замыкали. Несколько вооруженных людей были оставлены охранять лодки.
Тропа петляла по весеннему лесу, то узкая и сжатая плотными кустами, то более широкая между рядами дикой вишни и орешника.
