Сабрина Джеффрис - Строптивая наследница
— Ни к чему объяснять что-то, Мастерс, — оборвал его Рейвенсвуд. — Я даже удивлен тому, что ты так долго занимался нашими делами. Ты хорошо служил своей стране, имея от этого мало выгоды и еще меньше денег, а ведь ты мог все это время служить барристером и продвигаться вверх по служебной лестнице. Так что я не осуждаю тебя за то, что ты решил, наконец, заняться собственной карьерой. Тебе сейчас сколько — тридцать семь? Думаю, в этом возрасте человек может захотеть чего-то большего. Так что я полностью поддерживаю твое решение.
Джайлс глубоко вздохнул. Он давно опасался этого разговора. Но ему следует знать, что в любой ситуации Рейвенсвуд останется его другом.
С виконтом они познакомились в Итоне. Несмотря на то, что виконт был тремя годами старше, они подружились, и их дружбе не мешало различие в их характерах: Рейвенсвуд был трудолюбивым трезвенником, а Джайлс — гулякой и авантюристом.
Так что именно к Рейвенсвуду, уже занимавшемуся политикой, Джайлс обратился девять лет назад, когда ему безумно хотелось добиться торжества справедливости. Это Рейвенсвуд забрал документы, которые Джайлс выкрал в доме Ньюмарша, и ими воспользовался.
На этом и началось тайное сотрудничество Джайлса с министерством внутренних дел, в котором он играл роль хранителя мира. Это сотрудничество оказалось плодотворным для обоих. Время от времени Джайлс отправлял помощнику министра информацию, которую тот не мог получить никаким другим способом. Люди, интересовавшие Рейвенсвуда, не стеснялись развратного повесы Джайлса Мастерса и свободно рассказывали при нем обо всем, не упуская самых смачных подробностей. После войны министерство внутренних дел буквально утопало в потоке подделок, мошенничества и даже предательств, а если учесть, что некоторые части страны находились на грани революции, то становится понятно, что власти нуждались в любой помощи, какую только могли получить.
Время от времени Джайлс собирал информацию даже у высокопоставленных приятелей. В ответ Рейвенсвуд помог ему обрести смысл жизни после смерти отца. Так он мог расплатиться за грехи юности. Правда, эта расплата затянулась надолго, до настоящего времени.
— Полагаю, мне нет нужды говорить тебе, что... м-м-м... отойдя от дел, ты никому не должен рассказывать о своей тайной деятельности, — предупредил Джайлса Рейвенсвуд. — Ты ни с кем не должен говорить о ней, никогда не должен открывать...
— Мне известны мои обязанности, — перебил его Джайлс.
В этом-то и беда. Нелегко вести нормальную жизнь, когда у тебя есть секреты от всех, кого знаешь. А Джайлс устал хранить тайны. Устал притворяться, что по-прежнему ведет нелегкую жизнь отчаянного повесы, которая когда-то нравилась ему. Если он сейчас перестанет работать на правительство, ему не придется больше притворяться, и он сможет стать самим собой. Окружающие сочтут, что он, наконец, повзрослел. И он сможет засунуть эти дни, когда служил информатором правительства, в...
— Это будет моим последним сообщением, — сказал Джайлс. — Не возникнет ли у тебя в связи с этим каких-либо затруднений?
— Как ты, должно быть, догадываешься, нам будет тебя не хватать, — заметил Рейвенсвуд. — Но мы справимся. Ты ведь сам говорил, что ситуация постепенно успокаивается.
— Именно поэтому мне и не о чем особенно рассказывать.
Джайлс сообщил виконту о судье, которого подозревали во взяточничестве, и о собственных опасениях, касающихся назревающей проблемы с капиталовложениями в южноамериканские добывающие компании.
Рейвенсвуд стал просматривать бумаги, задавая возникающие по ходу дела вопросы. Когда Джайлс замолчал, он спросил:
— Это все?
— Почти, — ответил Джайлс. — В прошлом месяце я просил тебя об одной услуге.
— Ах да, ты хлопотал о своем приятеле Джаррете Шарпе. — Рейвенсвуд сунул записную книжку в карман. — Так вот: ни у одного из моих агентов нет информации, касающейся Десмонда Пламтри, которая тебе нужна. Может ли быть, что твой друг ошибается в своих подозрениях? С тех пор как Джаррет и Оливер женились, оба стали изучать обстоятельства смерти своих родителей. Джаррет просил Джайлса объяснить ему юридическую сторону дела, и неожиданно ситуация вызвала у последнего интерес.
— Судя по завещанию миссис Пламтри, Десмонду Пламтри не было никакого резона их убивать — он ничего от этого не выигрывал, — признался Джайлс.
— Похоже, это тебя не удовлетворяет, — заметил Рейвенсвуд.
— Не могу даже объяснить, в чем дело, но Пламтри всегда раздражал меня, — пожав плечами, промолвил Джайлс. — И если бы я заподозрил кого-то в убийстве Шарпов, то это был бы он.
Мастерс никогда не продвинулся бы в своей карьере барристера, если бы не научился доверять собственной интуиции.
— Что ж, я непременно тебе сообщу, если кому-нибудь удастся выяснить что-то интересное, — пообещал виконт. — Жаль, что я пока не могу быть тебе полезным. — Тут глаза Рейвенсвуда неожиданно вспыхнули, и он вытащил из кармана сложенные листки. — Кстати, учитывая, что в последнее время твой интерес к семье Шарпов возрос, я просто не мог не принести вот это.
Джайлс взял у виконта листки, развернул их, а потом вопросительно посмотрел на него.
— «Ледиз мэгэзин»?! — недоуменно спросил он.
— Я взял журнал у жены, его принесли только вчера, — пояснил Рейвенсвуд. — Она прочла мне кое-что, и я решил, что тебя это может заинтересовать. Посмотри на подвал на двадцать шестой странице.
Джайлс быстро перелистал страницы, а затем едва не присвистнул от удивления: в газете была напечатана первая глава последнего готического романа Минервы. Он и не знал, что она задумала целую серию романов.
— Я могу оставить это у себя? — спросил он.
— Разумеется, Эбби уже все прочла. — Рейвенсвуд внимательно посмотрел на него. — Ты когда-нибудь читал романы?
— А ты? — с тревогой спросил Джайлс.
— Я прочел тот кусок, что в журнале, — ответил Рейвенсвуд. — Очень интересно. Кстати, там есть персонаж, который весьма напоминает тебя.
— Правда? — с деланным равнодушием спросил Джайлс.
Черт бы все это побрал! Если даже Рейвенсвуд заметил...
Как только он вернется домой, непременно прочтет все от начала до конца.
Джайлс невольно вспомнил картину девятилетней давности — красивую молодую женщину в костюме Марии Антуанетты. Она была до того хороша, что у него зубы заныли при воспоминании о ней. К девятнадцати годам она обрела классическую красоту — пухлые губы, густые ресницы, высокие скулы... Однако, несмотря на это, в самой Минерве не было ничего классического.
Джайлс до сих пор не мог забыть нахальную потаскушку, которая выспрашивала у него, что он делал у Ньюмарша, а затем шантажом заставила его поцеловать себя. Джайлс все еще не мог поверить, что произошло, когда он подарил ей этот поцелуй, который, по его разумению, должен был преподать ей урок об опасности, грозящей особам, пытающимся соблазнить повесу.
