Анатомия любви - Дана Шварц
Хейзел покачала головой.
– Вы не Бог, – отрезала она.
Бичем рассмеялся.
– Если бы только вы знали, мисс Синнетт, чему я научился за свою жизнь. Что я проделывал с человеческим телом. Что еще я смогу сделать! Но нет… не буду забегать вперед.
– Что бы подумал ваш дедушка? Доктор Бичем в своем трактате писал о защите человечества, о служении… о том, чтобы быть средством улучшения жизни человека…
– Мой дед? Что бы он?.. О! Вот это сильно, весьма, весьма сильно. – И Бичем от души расхохотался. Затем утер слезы с глаз. – Эти слова были написаны дураком. Молодым дуралеем, не знавшим жизни. Клянусь вам, мисс Синнетт, я намного мудрее моего дедушки, написавшего эти слова так давно.
Хейзел нахмурила брови, но не успела ничего ответить, потому что их прервал стук в дверь за спиной Бичема.
– Еще один, – раздался приглушенный голос с той стороны.
– Входите, – велел Бичем.
Двое мужчин внесли носилки с лежащим на них телом, накрытым простыней. Мужчины выглядели странно: один короткий и лысый, другой с громадными моржовыми усами на пол-лица. Они казались ей знакомыми, но вспомнить, откуда, не удалось.
– А этого взяли прошлой ночью, когда он раскапывал могилы в Грейфрайер, – сказал тот, что с усами, при каждом слове демонстрируя отвратительно желтые зубы.
– Один. Похоже, мы его напугали до полусмерти.
Внутренности Хейзел скрутило узлом. Она шагнула вперед, но мужчина у нее за спиной обхватил ее мясистой рукой за шею, удерживая на месте.
– Ну нет, не вздумайте, мисси, – рыкнул он ей на ухо.
Доктор Бичем фыркнул.
– Положите барона на носилки, а тело на стол. Барон может прийти в себя и в комнате отдыха.
Двое мужчин, принесших носилки, кивнули и взялись за работу. Они поместили завернутое в простыню тело рядом с истекающим кровью мальчиком. Барона Уолфорда водрузили на носилки и вынесли из анатомического театра.
– Труп? – тихо спросила Хейзел.
– Пока нет, – коротко ответил Бичем. После того как двое с носилками закрыли за собой дверь, Бичем снял простыню со второго тела.
– Нет!
Хейзел рванулась прочь из рук удерживающего ее мужчины. Тот усилил хватку. Она наступила ему на ногу и попыталась ударить под дых, но он никак не отреагировал. А на столе, спокойный, словно погруженный в сон, лежал Джек.
– Нет! – крикнула Хейзел. – Пожалуйста, нет! Кто угодно, кроме него. Пожалуйста.
Доктор Бичем замер. На лице его промелькнул интерес.
– Вы знаете этого парня?
Хейзел задумалась о том, что ей стоит сказать.
– Я… – Тут ее голос дрогнул. Она покачала головой. – Пожалуйста, просто отпустите его.
– Мне любопытно, что у юной леди вашего положения может быть общего с воскрешателем. Начнем с того, как вы вообще познакомились. Ужасно любопытно, правда.
К этому моменту слезы ручьем струились по мокрому, распухшему лицу Хейзел, затекая в рот и нос.
– Пожалуйста, – умоляла она, но голос подвел ее. – Пожалуйста!
– Мисс Синнетт, я сейчас преподам вам очень важный урок. Я прожил очень долгую жизнь – да, дольше, чем вы можете себе представить, – и знаю, что привязанности вроде тех глупых уз, что связывают вас с лежащим на столе мальчишкой, совершенно бессмысленны. Удовольствие мимолетно. Наука, сведения, которые вы можете получить, факты, которые вы можете узнать, – вот что останется. То, что станет вашим наследием. Люди вроде нас с вами, мисс Синнетт, могут бросить вызов самому Господу. – Его лицо потемнело. – Привязанности – это боль. Вы наверняка полагаете, что знакомы с болью, мисс Синнетт – уверен, я думал так же, когда был в вашем возрасте. Но сила приходит с умением преодолевать все эти человеческие порывы. Сентиментальность. Приторность.
Хейзел не могла ни слова сказать. Она боролась со своим пленителем, пусть даже ее силы уходили, а комната перед глазами начала кружиться и расплываться.
– Полагаю, я возьму его сердце, – сказал доктор Бичем, и лукавая улыбка чуть изогнула его губы. – Я же собирался практиковаться в переносе сердца. Идеально. – Он указал на тело первого мальчика, лежащее на столе. Кровь перестала течь из глазницы, запекшись бордово-коричневой коркой. Он больше не дышал. – А вот и тело, готовое его принять. Давайте проверим, сможет ли воскрешатель воскресить его.
– Вы не можете, – выдохнула Хейзел. – Не можете.
Бичем лишь печально усмехнулся в ответ и взял скальпель со стола. Нож был восьми дюймов в длину и весь покрыт пятнами от предыдущих операций, но все равно настолько остер, что Хейзел видела, как на острие играет свет.
Джек заворочался на столе.
– Джек! – крикнула Хейзел. – Джек, пожалуйста, проснись!
Высокий мужчина зажал ей рот рукой, заглушая крики.
Бичем воткнул нож в грудь Джека. Брызнула кровь, запятнав левую половину лица доктора, отчего вид у него стал безумный. Он выдернул нож и поднял его, чтобы сделать следующий надрез, но тут веки Джека дернулись, а тело содрогнулось.
Доктор Бичем вздохнул. Он отложил скальпель и достал голубой флакон с эфириумом. Медленно и бесстрастно, пока кровь толчками выливалась из раны на груди Джека, Бичем смачивал очередной платок.
– Как мало людей могут как следует делать свою работу, – произнес он, когда глаза Джека распахнулись.
Пальцы Хейзел нащупали остро заточенное перо в кармане плаща, а потом все случилось разом. Резким движением она выхватила перо и всадила в грудь стоящего за спиной мужчины. Он качнулся назад, хватаясь рукой за то место в груди, откуда под идеально прямым углом торчало перо.
– Джек! – крикнула Хейзел. – Джек, платок!
Джек пришел в себя в тот самый момент, когда доктор Бичем обернулся посмотреть, что сделала Хейзел, и увидел, как его приспешник падает на пол. Джек сел и выхватил платок из ослабевшей руки Бичема. Словно по наитию он с неожиданной силой прижал платок к лицу доктора и держал так до тех пор, пока доктор не осел на испачканную кровью солому, устилавшую пол в анатомическом театре.
Всего на мгновение Хейзел и Джек замерли, задыхающиеся и сбитые с толку. А затем она рванулась к нему и заключила в объятия. Но он рухнул, не устояв на ногах, едва она его отпустила. Бичем сделал лишь один надрез, слева от сердца, но тот был глубоким.
– Хейзел, – выдохнул Джек, бледнея.
– Мы найдем помощь, – прошептала она в ответ. – Ш-ш-ш. Ш-ш-ш! Все хорошо. Теперь с тобой все будет хорошо.
Закинув руку Джека себе на плечо, Хейзел смогла довести его до кресла-коляски, брошенного у края сцены. Все ее платье спереди было в его крови, но она почти не обратила на это внимания. Доктор Бичем лежал на сцене, лишившись сознания по вине своего собственного эфириума. Мужчина, в которого Хейзел ткнула пером, упал на бок.
