Линда Сэндифер - Огненные сердца
— По-моему, тебе не в чем винить себя. Но Ченс, почему ты обвиняешь в этом дедушку? Ведь его там не было!
— Да, но отцу пришлось работать на станции из-за твоего деда. Может, надо было рассказать обо всем с самого начала…
— Видишь ли, вскоре после свадьбы мои родители покинули Ирландию, — начал он рассказ. — Как многих других людей, их гнали оттуда угнетение и голод, а Америка манила возможностью начать жизнь заново. Отец был независимым человеком, обладал твердыми жизненными принципами. Его мечтой было стать хозяином самому себе и обеспечить достаток в семье. Он начал работать на железных дорогах и благодаря нескольким полезным изобретениям наконец собрал достаточно средств, чтобы основать собственную железнодорожную компанию. В нее входила всего пара коротких дорог, но они приносили неплохую прибыль.
Помню наш первый собственный дом — конечно, это был далеко не дворец, но нам он казался роскошным.
— Значит, твой отец познакомился с дедушкой еще в то время?
Ченс кивнул.
— У Соломона никогда не было никаких дел с отцом, но когда мои родители начали посещать общественные собрания, догадываюсь, что внимание Соломона привлекла моя мать. Помню один из вечеров, куда были приглашены родители. Мама прекрасно шила, и потому наряд приготовила себе сама. Это было самое красивое платье, какое мы когда-либо видели, — из блестящего зеленого атласа, низко вырезанное на груди. Когда мама надела его, мы просто застыли от изумления. — Ченс грустно улыбнулся, припоминая. — Мы смотрели на нее во все глаза. Отец тоже выглядел красавцем в черном фраке — он казался очень высоким и стройным. Мы любовались родителями, гордились ими и не могли поверить, что это наши мама и папа разодеты в атлас, кружево и тонкую шерсть. Мама опасалась, что будет выглядеть слишком жалко среди нарядной толпы, но папе это было все равно. Правда, он чувствовал себя неловко затянутым во фрак — не могу себе представить, как он ухитрился провести в нем весь вечер… — Ченс помолчал, с грустью вспоминая счастливые моменты прошлого, затем продолжал: — Несколько лет компания отца процветала. Отец подарил маме украшения, о которых она давно мечтала, а мне купил лошадь — старую, которой уже было пора на бойню, но мне казалось, что ни у кого в мире нет такой великолепной лошади.
А затем в один страшный день мы разорились. Внезапно. Все, что я понял — что какой-то богач провел удачную махинацию с акциями на бирже. И отцу вновь пришлось вернуться к работе тормозного кондуктора, для которой он был уже слишком стар. Это опасная работа, даже для молодых и проворных парней. Мало-помалу мы распродали все, что имели, — надо было платить за жилье, покупать еду и одежду…
Нищета была нам привычна, думаю, мы так и не смогли забыть о прежних временах… — Ченс взглянул на Дженну, и его лицо внезапно прояснилось, а глаза блеснули: — За свою жизнь я съел уйму картофеля: мама готовила его всевозможными способами — жарила, пекла, варила, тушила. Когда надо приготовить картофель, с ней не сравнится ни один шеф-повар!
Ченс и Дженна засмеялись, но смех быстро затих, сменившись грустью. Дженна решила, что воспоминания стали слишком тягостными для Ченса, но после нескольких минут молчания он заговорил вновь:
— Все это случилось за пару лет до того, как я подрос и начал работать на станции. Мне досталось место ученика тормозного кондуктора — их всегда не хватает, каждую неделю кто-нибудь да погибает… Отец боялся за меня, но я настоял на своем желании работать с ним. «Если ты это умеешь, то и я смогу», — заявил ему я. Отец не стал спорить: в то время я был уже достаточно взрослым, мне исполнилось шестнадцать лет. Семье нужны были деньги.
Отцу хотелось снова открыть собственное дело, и я мечтал помочь ему — после разорения отец совсем пал духом. Казалось, вместе с компанией он потерял все свои мечты и надежды. Я догадывался, что больше всего он стыдится перед матерью. Он сильно изменился, а мне хотелось, чтобы он стал таким, как прежде. Я так надеялся когда-нибудь увидеть, что они с мамой счастливы! Но теперь я знаю, что дело тут было не только в разорении…
Ченс неожиданно замолчал и потушил лампу. В комнате вновь стало темно.
Дженну подмывало спросить: «Неужели твоя мать любила моего дедушку?», — но она сдерживалась, чувствуя, как в душе Ченса вновь закипает гнев. Ченс выпустил ее из объятий — Дженна ждала этого, поскольку рассказ подходил к концу, к неизбежному упоминанию о Соломоне.
Теперь она понимала, что почувствовал Ченс, увидев, как его отца разорили и погубили, оставив мать с детьми и без какой-либо надежной опоры в жизни. Ченс считал, что он сам виноват в смерти отца, и потому попытался заменить его. Ему пришлось быстро привыкать к самостоятельности. При этом он не мог не ожесточиться, и избавиться от этого ожесточения ему будет нелегко.
Дженна поняла, что, возможно, вызвала своим присутствием гнев Ченса, стала невольным напоминанием о прошлом. Она задумалась о возвращении в Нью-Йорк, возможно, это будет наилучший выход. Но завтра она должна поставить свою подпись в банке, и потом нельзя забывать о контракте — Ченс согласился работать с ней, а не с ее дедушкой. Если она уедет, Ченс перестанет доверять ей. Это только укрепит его во мнении, что ни Соломон Ли, ни кто-либо из его родственников не заслуживают доверия.
Его горечь и боль пустили корни слишком глубоко — только сейчас Дженна поняла это. Ей нечего надеяться на продолжение их отношений. Но разве сможет она винить Ченса за то, что он не желает связываться с семьей, которая была причиной трагедии всей его жизни?
Дженна взглянула на Ченса — он закрыл глаза, но явно не спал. Дженна задумалась над тем, чем он не желает делиться с ней.
Внезапно из ее глаз беззвучно и неудержимо хлынули слезы. Неужели она настолько эгоистична, что способна удерживать его? Не лучше ли будет оставить его в покое? Но разве они смогут расстаться? После двенадцати лет пустоты Ченс вошел в ее жизнь. Пожертвовать им Дженна не могла.
«Дедушка, ну зачем тебе понадобилось то, что тебе не принадлежало? Я не виню тебя — ты хотел любви, но за твою любовь поплатилась я…»
Делани вошел в гостиную пансиона. Очередная поездка в Томпсон-Фоллс завершилась, он вернулся домой. Лили хлопотала на кухне, и по запаху, наполняющему дом, Делани понял, что она готовит его любимое имбирное печенье. Несомненно, она хотела преподнести ему сюрприз.
У Делани вошло в привычку каждый раз, возвращаясь с работы, снимать пробу со стряпни Лили. Иногда Лили сердилась, но Делани быстро добивался ее прощения объятиями и поцелуями, а затем спешил к себе в комнату — мыться и переодеваться к ужину.
