Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
Флер, поклонившись, всем видом дала понять, что не имеет ничего против такой перспективы. Незнакомец произвел на нее благоприятное впечатление — настоящий джентльмен, и ей понравился тот вздор, который он нес перед ней.
— Да, — продолжал он, — если я не ошибаюсь, нас всех сегодня вечером приглашает на обед губернатор. Это — удивительно общительный человек, и у него — превосходный повар, знаменитый на всю Эстлянию, точно вам говорю. Если мы встретимся под его крышей, вам трудно будет скрыть от всех наше знакомство.
— Вы забыли об одном, сэр, — ответила Флер с серьезным видом. — Мы не представлены друг другу, поэтому о каком знакомстве может идти речь?
— Ах, сейчас я все исправлю. Знаете, на корабле представиться — целая канитель.
Сдернув с головы фуражку, он отвесил ей низкий поклон. Выпрямившись, незнакомец с невероятным достоинством принял позу великого визиря.
— Петр Николаевич Карев просит вашего соизволения покинуть вас, мадемуазель. До скорой встречи!
После его ухода Флер несколько секунд не могла понять, уж не ослышалась ли она, не придумала ли всю эту сцену. Да нет же, убеждала она себя, он все именно так и сказал. И вдруг она вспомнила, что его лицо на какое-то мгновение показалось ей знакомым. Он не был похож на своего брата. Между ними было лишь семейное сходство в чертах лица. Но если Карев-старший отличался поразительной красотой, то его младший брат был просто приятным человеком, которого трудно точно описать.
У нее не было времени как следует поразмышлять над странным совпадением, над этой неожиданной встречей, так как Ричард все время домогался ее внимания. Пассажиры заметно оживились — судно входило в порт. Лоцман, умело маневрируя, подвел пароход к пирсу. Все сразу почувствовали острые запахи бухты.
По трапу потек ручеек представителей карантинной службы и таможенников. Они суетливо то поднимались по трапу, то спускались с него, сталкиваясь и мешая друг другу.
Флер полагалось проявить хотя бы видимость интереса к происходящему вокруг. Но в конце концов она была вынуждена признаться себе, что весь этот шум, суета, яркость солнечного света, отражающегося от поверхности воды, вызывали у нее лишь головную боль, и она поспешила вниз, в свою каюту.
Карев! Одно только упоминание этого имени будоражило в ней те чувства, которые, как считала Флер, она похоронила в себе навсегда. Больше года она старалась не думать о нем, считая, что наконец преодолела опасную болезнь. Но нечаянная встреча с его братом продемонстрировала, что, несмотря на все старания показать окружающим свое безразличие к Кареву-старшему, ее чувства к нему не изменились.
Ее охватило душевное смятение. Одна в каюте, Флер присела на край постели, и все звуки, доносившиеся со стороны порта, стихли, и на нее нахлынули воспоминания двухлетней давности, когда она в последний раз видела его.
После прогулки в Гайд-парке Флер не встречалась с Каревым до его возвращения из северной Англии. Прошли две безликих, будничных недели. В Лондоне без него ей было ужасно скучно. Здесь было слишком людно, слишком шумно, грязно и жарко. Вечера, танцы и обеды, которые она посещала, казались ей невыносимо пресными, люди надоедливыми, а их разговоры навевали скуку.
Когда же он вернется? — этим вопросом она постоянно мучила себя, но все было напрасно. Когда же она его снова увидит? Ведь граф должен вернуться. Флер была уверена, что он правильно понял выходку Тедди Скотта и, конечно, постарается уберечь ее от его дальнейших приставаний. Просто ей не повезло. Ему пришлось покинуть Лондон в ту минуту, когда в их отношениях ничего еще не было улажено. Будучи джентльменом до мозга костей, он не осмелился написать ей письмо. Но как только Карев вернется в Лондон, он обязательно заглянет на Ганновер-сквер, и все образуется.
Глядя в стену каюты, сцепив руки на коленях, Флер с ужасом вспоминала первую встречу с ним после его возвращения. Однажды утром, когда они с тетушкой вернулись с прогулки в карете, она увидела его визитку на столике в холле. Флер была так разочарована, что прокляла свою судьбу за то, что они с ним разминулись… Но ведь он обязательно зайдет еще раз, позже, — подумала она. Флер просидела дома целый день, постоянно напрягая слух и ловя каждый звук на улице. Она не спускала глаз с дверной ручки.
Граф не пришел. В тот вечер они были приглашены к друзьям семьи, где встреча с Каревым исключалась. Но утром он непременно зайдет. Флер легла в постель, не теряя надежды. Она плохо спала, рано проснулась и оделась особенно тщательно. Отказываясь от всех приглашений, она провела второй день в напряженном ожидании, мысли путались, жалили ее, как осы, сердце наполнялось то уверенностью, то отчаянием. Но ведь он должен был прийти! Почему же он не пришел?
Флер не видела графа на балу в Гросвенор-хауз в тот вечер и предположила, что его нет в городе. Может быть, его отвлекло какое-то срочное дело.
Да, какая спасительная мысль! Вероятно, в этом вся загвоздка. Он был очень занят с момента возвращения в Лондон, поэтому не мог навестить ее. На балу не было ни Бруннова, ни Каменского. Вероятно, все они засиживались до полуночи вместе, выполняя некое важное поручение императора.
На следующее утро Флер снова обрела надежду. Но ее намерению остаться на весь день дома не суждено было сбыться, так как дядя Фредерик пригласил племянницу посетить вместе с ним выставку. Он так мило ее уговаривал, что у нее не было сил ему отказать.
Флер пошла в Хрустальный дворец через силу, стараясь взбодрить себя предположением, что граф может оказаться там, на выставке. А если он во время ее отсутствия зайдет к ним домой, то, конечно, оставит записку или сообщит через слуг, когда он придет снова.
Она и в самом деле увидела его на выставке. Всякий раз сдавливало в горле при воспоминании о той случайной встрече. У Флер подступал ком к горлу. Она помнила его удивление, его предательское замешательство, которое он все же сумел преодолеть, его безукоризненную, холодную, безразличную вежливость. Карев разговаривал с ней и с ее дядей как с обычными посетителями, коротко ответил на их вопросы о своей поездке на север, а ее озадаченные, вопросительные взгляды так и не смогли растопить его отчужденность. Потом, не давая ей опомниться, он, поклонившись, отошел в сторону, ни словом не обмолвившись о том, когда она снова увидит его.
Флер шла рядом с дядей, словно бездушный автомат, в голове у нее роились вопросы, на которые она не могла дать ответа. Она не могла оставить все так, как есть. Флер было стыдно вспоминать свою жалкую уловку, когда она сославшись на то, что обронила носовой платок, бросилась от дяди прочь, расталкивая толпу, словно обезумевшая от любви школьница. Она искала Карева.