Лаура Кинсейл - Звезда и тень
Он стоял молча, касаясь ее. Это было выше его сил, выше его сил, он не мог призвать свою волю.
«Останови меня, — молил он. — Не позволяй мне»
Сэмьюэл не мог отнять руку, не мог говорить. Не мог произнести ни звука.
Леда только смотрела на него в зеркале своими темно-зелеными глазами, которые стали огромными. За месяцы, что его не было, у нее округлились щеки, ее лицо изменилось. Он знал, что она раньше голодала, жила на краю бедности. Он воспользовался ее отчаянием и связал с собою, сделал невозможным для нее предать его.
Но она никогда и не предавала его. С самого начала, когда он едва ее не убил. Уязвимость девушки была безмерной, ее неподвижность под его руками была выражением безграничного доверия.
Своими пальцами он мог сдирать кору со стволов деревьев… и он слышал биение ее сердца в пульсе на шее, таком легком и частом. Он поднял другую руку и прижал к себе ее лицо.
Маленькое тельце птички в его ладонях. Желание наполняло его… Боже, что он хотел…
Он подумал о Кэй, о своих планах, о доме, который он построил. Это казалось другой планетой: фантазия и туман, а он еще никогда не жил до этого мгновения.
Сэмьюэл ласкал ее волосы, ее виски, щеки, нежную кожу. Она только смотрела на него в зеркале. Какие у нее красивые глаза, зеленые, как луг в тумане ее английских лесов, а ресницы такие длинные, что он чувствовал их движение под своими пальцами.
Он продолжал стоять, касаясь ее, представляя ее с распущенными волосами, все ее тело: чувственный запах, звуки. Его горло сдавил приглушенный стон. Он хотел держать ее, обнять и прижать к себе — он хотел обладать ею. Внутри его билась сильная волна. Все, что он знал, все, что он испытал и чем владел в жизни, — было разрушено. Воля изменила ему.
— Помни, — предупреждал Дожен, — твоя всепоглощающая страсть, твое сердце, которое столь яростно воплощает смятение тела и столь же отвергает его, превратится в лес мечей, которые разрубят на куски твою душу. Помни это.
Только чувство стыда, безмерного стыда, наконец, заставило его убрать руки, отпустить ее и выйти из комнаты ослепшим и безмолвным.
23
Леда неподвижно сидела перед зеркалом. Вдалеке прозвенел колокол к обеду.
Она знала, что двери позади нее открыты. Ожерелье сверкало у нее на шее, все в блеске бриллиантов. У нее зарябило в глазах.
Девушка пощупала застежку, не смогла ее найти и расплакалась всерьез.
«Это все потому, что моя мать была француженка, — думала она. — Я фривольна. Я распутница. Я счастлива. Но я не могу быть счастливой.»
Она уставилась на свое отражение сквозь неясные очертания в зеркале. Унижение и горькая радость смешались вместе в ее груди.
Она не может чувствовать себя счастливой. Недостойно быть счастливой. Она глубоко и смертельно оскорблена. Она вела себя недостойно. Это было вызовом по отношению те леди Кэй, ко всей семье, даже крыше над их толовой. Это было непростительно.
Ожерелье не расстегивалось. Леда мучилась над ним и, услышав шаги и голоса из куполообразного холла внизу, в панике с силой открыла застежку. Схватила коробку со стола, бросившись в тень комнаты. Через несколько минут гости покинут большую гостиную и выйдут через открытые двойные двери к лестнице, джентльмены поведут дам вниз к обеду в том порядке, который определен самой Ледой после ознакомления с книгой Берка «Пэрство», откуда она переписала все необходимое для лорда и леди Эшланд.
Теперь же, после месяцев благополучных обедов с семьей, знание этикета привело ее в панику. Она помнила наизусть, как гости и хозяева разбиты на пары для обеда. Как служащая и женщина простого происхождения, она должна идти последней, перед хозяйкой, под руку с джентльменом, который по социальному положению равен ей.
Мистер Джерард.
И она будет сидеть по его правую руку на протяжении всего обеда, в то время как леди Кэй будет находиться напротив них за столом.
Леда пришла в ужас оттого, что сама все так спланировала. Если бы не это обстоятельство, она могла бы поставить гостью дома с мистером Джерардом, а себя — рядом с пожилым мистером Сидни, у которого было не больше прав, чем у нее, есть в столовой, если уж точно соблюдать правила этикета.
Но, расписывая места за столом, она надеялась, что в течение хотя бы недели она воспользуется этим совпадением обстоятельств, общих для нее и мистера Джерарда: факт, что они не принадлежали высшему обществу, если не считать, что он владелец корабельной компании, директор деревообрабатывающих заводов и т. д.
Шум разговора стал громче, голос леди Уитбери отчетливо выделялся в огромном пространстве холла с куполом. Леда поспешно вытерла глаза носовым платком, моля, чтобы они не были красными и опухшими. Не найдя ничего лучшего, она вынула первую попавшуюся книгу и засунула за нее ожерелье. Оправив юбку, сделав глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание, — но ее это так и не успокоило — она вышла в холл и прошла по балкону с арками по направлению к журчащим голосам.
Лорд Эшланд и леди, Уиггери уже начали спускаться по лестнице. Остальные пятнадцать пар выстроились в гостиной и последовали за ними. Как только Леда вошла в двойные двери, она увидела леди Тэсс и лорда Уитбери, которые разговаривали с мистером Джерардом, стоящим особняком.
Леда отлично знала, что леди Тэсс сообщала ему, кого он должен повести вниз, в соответствии с тем, что она сказала и другим гостям. Она подумала, что ее покрасневшее лицо должно нагреть вокруг даже воздух. Что еще хуже: когда она взглянула на него и встретила его взгляд, он тоже изменился в лице. Морщины на его подбородке напряглись, и он настолько окаменел, что не мог даже поклониться.
Лорд Уитбери поднял свои светлые брови и громко заметил:
— Мы счастливчики, не так ли, Джерард? Нам достались самые красивые дамы.
Леда увидела, как ярко вспыхнула шея у воротничка мистера Джерарда. Она не разобрала его быстрого ответа. Леди Кэй, на три дюйма выше ростом мистера Сидни, послала Леде воздушный поцелуй в то время, как живой маленький человек вел ее вниз. А затем для них двоих не осталось выбора: мистер Джерард встал перед нею и подал руку.
Он ничего не сказал, даже не глядел на нее. Она слушала разговоры впереди и позади них. Леди Тэсс и ее дочь, хорошо осведомленные Ледой, знали, что гости на дуги в обеденный зал не должны молчать, а вести приятную беседу каждый со своим партнером.
Тем не менее, Леда и мистер Джерард спускались в застывшем молчании.
Она держала свои пальцы, почти не касаясь его руки, глядя вниз на другую свою руку, притворяясь, что сосредоточилась на том, чтобы держать, спускаясь по ступеням, свою юбку. Думая, что лестница кончилась, она ошиблась на одну ступеньку и потеряла равновесие. Она не боялась упасть, но ее рука инстинктивно напряглась. Он, не колеблясь, удержал ее, соразмеряя свой шаг с ее походкой. И на мгновение она вновь ощутила его пальцы на своем плече, его руки, ласкающие ее лицо, — все это казалось даже более реальным, чем тоща. Каждая деталь трепетно оживала: как ожерелье на шее согревало ей кожу, кончики его пальцев на ее щеке, касание лацкана его пиджака на обнаженной спине.
