Валери Шервуд - Песня ночи
Глава 19
Дом на площади де Армас
Дон Диего Вивар вошел в просторную комнату, главным и почти единственным украшением которой служила внушительных размеров резная кровать. Он тотчас же увидел Каролину — и та от удивления и неожиданности выронила свое оружие. Нож ударился о каменный пол и отскочил в сторону. И тут же раздался до боли знакомый голос:
— Сегодня оружие вам не понадобится, мадам. Я не собираюсь брать вас силой!
— О, это ты! — воскликнула Каролина. — Я так боялась, что это будешь не ты!
Она бросилась к нему на шею и крепко обняла его. Ему ничего не оставалось, как тоже обнять ее. Каролина зарыдала, прижимаясь к широкой и такой знакомой груди; она слышала, как бьется сердце любимого.
Когда я увидела тебя на рынке… — заговорила Каролина, то и дело всхлипывая. — Боже, ты не представляешь, как я обрадовалась! Я была уверена, что ты выкупишь меня, я не могла дождаться…
Она принялась целовать его и почувствовала, что ее поцелуи распаляют Келлза, почувствовала, что сердце в его груди забилось быстрее, что восстала плоть…
Прерывисто дыша, он стал расстегивать ее лиф. Черт бы побрал эти многочисленные крючки на спине! Вот наконец он может прикоснуться к ее шелковистому телу. Вот уже поглаживает ее плечи и спину, целует лицо, шею, грудь… Еще мгновение — и платье падает на пол…
Глаза Каролины оставались полузакрытыми, и слезы счастья сверкали на ее длинных ресницах. Лицо ее, еще недавно покрытое мертвенной бледностью, порозовело, грудь бурно вздымалась.
— Когда меня увели с торгов, — задыхаясь, говорила она, — я боялась, что ты не сможешь меня найти… О, ты думаешь, можно прямо здесь, без белья?
— А почему нет? — спросил Келлз, и она, взглянув в его серые глаза, увидела в них столь знакомый ей огонь страсти.
— Да, конечно, — пробормотала Каролина; она рассмеялась и воскликнула: — О, я ждала так долго! Целую жизнь!
— Значит, дождалась.
Он подхватил ее на руки — обнаженную, трепещущую нимфу. Распахнув рубашку на его груди, Каролина целовала смуглую грудь. Келлз, шагнув к кровати, уложил Каролину на матрас, достоинства которого она уже успела оценить. Постельного белья на кровати не было, но грубая ткань матраса совершенно не мешала ей чувствовать то, что она чувствовала, — ее переполняло счастье.
Она была счастлива потому, что руки, обнимавшие ее, были теми самыми руками, и губы, заглушавшие ее стоны, — теми самыми губами; а мускулистое тело мужчины, дарившее такое неземное наслаждение, было телом ее флибустьера!
Он вошел в нее — и она вздрогнула. Распаленная страстью, Каролина подхватила его ритм, отвечая ему со всем жаром изголодавшегося по мужчине юного тела. Все страхи ее тотчас улетучились, горе уходило прочь, оставались лишь его сильные руки, его губы, его плоть, их с Келлзом любовь.
Эти мгновения, эти чудесные минуты любви казались вечностью. Да, она потеряла его, но обрела вновь! Сердце Каролины пело от радости. Она, которая поклялась забыть само слово «любовь» на веки вечные, сейчас любила со всей страстью, на которую способна женщина.
Ни море, ни земная твердь не смогли отнять у нее возлюбленного, он вновь был с ней, в ее объятиях!
Но всякая радость имеет конец, и вот наконец ее пылкий любовник неохотно откатился в сторону, продолжая лениво ласкать ее юное тело, все еще сотрясаемое спазмами наслаждения.
Каролина перекатилась на живот и, приподнявшись на локтях, склонилась над Келлзом. Грудь ее касалась его груди, а ее роскошные волосы разметались по подушке, укрывая его плечи шелковым покрывалом. Она смотрела на него любящим взглядом, смотрела — и не могла насмотреться. Ей все еще не верилось, что все это — не просто чудесный сон.
— О, Келлз, — прошептала она. — Я думала… мы все думали, что ты умер. Даже Хоукс в это поверил. Да и я тоже! Разбитый корабль, который выглядел точь-в-точь как «Морской волк», вошел в гавань как раз в ту минуту, когда началось землетрясение, а потом его выбросило на берег, прямо в город, на дома.
Каролина говорила быстро, не давая ему возможности вставить слово, словно боялась, что не успеет сказать всего, что хочет:
— И Хоукс нашел кого-то якобы из твоей команды — вероятно, этот человек все выдумал… Так вот, он рассказал страшную сказку о том, что «Морской волк» дрался с «Санто-Доминго» и еще одним галионом, и, конечно, мы все поверили, поскольку тот человек рассказывал об этом, умирая. Тогда я оставила Хоукса в Порт-Рояле, а сама отправилась в Англию, но наш корабль оказался в ловушке: мы проплывали у берегов Нью-Провиденс как раз тогда, когда совместный франко-испанский рейд разгромил Нассау. Вот так мы с Пенни попали сюда и… Келлз, не могу поверить, что это действительно ты! Я столько дней проливала по тебе слезы, я была уверена, что больше никогда тебя не увижу!
Каролина порывисто обняла его и, охваченная волнением, не сразу поняла, что объятия ее не вызвали в нем ожидаемого отклика. Осторожно, но настойчиво он отстранил ее от себя и приподнялся. Глядя на нее с жалостью, он встал с кровати, поспешно привел в порядок свою одежду.
— Сеньорита, — с сожалением в голосе проговорил он. — Похоже, вы заблуждаетесь.
Каролина в недоумении уставилась на любовника.
— Как это… заблуждаюсь?
— Вы заблуждаетесь в том, что знаете меня.
— Но ведь это так!
— Когда я увидел вас на улице, вы пристально смотрели на меня. Я заметил живой блеск в ваших глазах, и… — Он окинул одобрительным взглядом прекрасное тело молодой женщины. — Я, к сожалению, ошибся, полагая, что именно мое мужское обаяние так распалило вас. — Дон Диего вздохнул. — Похоже, вы просто приняли меня за другого.
Каролина онемела. Она во все глаза смотрела на стоявшего перед ней мужчину. Не может быть! Это всего лишь дурной сон!
— Верно то, что я находился на борту «Санто-Доминго», — продолжал дон Диего, — но во всем остальном вы ошиблись. Вы мне явно польстили таким приемом, но я вас никогда прежде не видел.
Казалось, мир перевернулся.
Где-то за окном прокричала морская птица. Снизу, из патио, доносился монотонный плеск фонтана, слышался шелест пальмовых листьев.
Каролине казалось, что она погружается в какую-то пучину. Сознание отказывалось принимать его жестокие слова, сказанные сразу после столь страстного соития. Мысли Каролины путались. Казалось, что все вокруг подернулось дымкой. Если бы не это спасительное бесчувствие, она бы лишилась рассудка.
Должно быть, это была очередная ухмылка судьбы, кривая усмешка фортуны, не первая в ее жизни.
