Лиза Клейпас - Герой снов
– Не всем же рождаться боярами, как Ангеловские, - буркнул Меншиков. - Счастье России - государь, награждающий по заслугам, а не по роду, пусть и самому древнему.
– Все, чего я хочу, это чтобы мои люди были мне преданы и служили с рвением, - ответил Петр. - А таких качеств у крестьянина может оказаться больше, чем у князя.
Проследив за взглядом Николая, он обратил внимание на Емелию.
– Скажи-ка, из какой ты деревни, дитя?
Обычный вопрос. Такими обменивались из учтивости большинство русских людей при знакомстве. Однако действие его на Емелию оказалось неожиданным. Она побледнела, и на лбу у нее выступили капельки пота. Молчание ее невыносимо затянулось, так что Николай решил было, что она вообще не в состоянии отвечать. Наконец еле слышно она произнесла:
– Я… из Хованского.
Петр замер, лишь странный тик задергал его левую щеку.
"Что, черт возьми, это означает?" - с тревогой подумал Николай, внезапно сообразив, что Хованское вошло в историю как средоточие многих кровавых мятежей. Оно было одной из стрелецких слобод, откуда вырвалась волна бунтов, в том числе того, в котором на глазах ребенка Петра убили родичей его матери. Потрясение кровавой расправой вызвало жестокие судорожные припадки, мучившие царя всю жизнь. В минуту волнения тик искажал левую половину его лица и шеи. После второго стрелецкого бунта в Хованском совершилось множество казней мятежников, и земля там долго сочилась кровью. Царь Петр слышать не мог спокойно даже упоминания об этом селе.
Меншиков с нескрываемым злорадством разглядывал Емелию.
– И вся семья твоя, красавица, тоже из Хованского? - ехидно осведомился он.
– Да, - прошептала она, виновато опуская голову. У нее был вид преступницы.
Николая словно обухом по голове ударило сознание беды. Он вспомнил обрывки их разговора у Чоглоковых, ее неохотные ответы на расспросы. "Отец мой умер… Мою семью не любили за отцовское вольнодумство". Видимо, отец ее был казнен как бунтовщик-стрелец.
Пытаясь справиться с этой новостью, Николай почти не обращал внимания на происходящее вокруг. Между тем события развивались.
Петр с угрюмым видом решил поменять направление беседы.
– Хватит разговоров! - приказал он. - Всем есть! - Обратив суровый взгляд на Емелию, он заметил:
– Неудивительно, что ты такая тощая! У тебя на тарелке еды-то щепотка. И ни кусочка мяса!
– Я… я не люблю его, - пролепетала, запинаясь, Емелия. Лицо царя совсем помрачнело:
– Не любишь мяса? Дурочка! Без мяса разве можно выжить? - Он отщипнул своими огромными пальцами кусочек курятины и бросил ей в тарелку, расплескав брызги жира. - Вот… своей рукой угощаю. Ешь!
Емелия дрожащей рукой взялась за вилку, но внимание всего стола сосредоточилось на ней. Она поднесла к губам блестящий от жира ломтик и с тоскливым видом уставилась на него
Николай наблюдал за ней с пробуждающимся сочувствием. Емелия проявляла те же пристрастия и антипатии, которые окажутся у нее в будущем. Мясоедение было противно ее натуре. Он не мог допустить, чтобы над ней издевались подобным образом, тем более что наверняка ее из-за этого просто вывернуло бы на стол. Поэтому он вмешался, сказав тихим голосом:
– Государь, позволь мне отослать мою непослушную жену из-за стола. Там, в своих покоях, она, оставшись без ужина, поразмыслит над собственной дурью.
Петр ткнул пальцем в курятину.
– Но лишь после того, как она съест это.
Николай посмотрел на Емелию. Она вновь поднесла кусочек мяса к губам. Лицо ее позеленело. Он понял, что сейчас ее стошнит.
– Вон! - рявкнул он.
Емелия бросила на него благодарный и несчастный взгляд и сломя голову кинулась прочь.
***Шесть часов спустя Николай устало поднялся наверх. Напряженное тело ныло от злости, досады и сильнейшего ощущения, что его предали. После ухода Емелии настроение Петра окончательно испортилось и отравило любые попытки разговора. Меншиков усугублял царский гнев ехидным шепотком и непрекращающимися злобными намеками, а гости разрывались на части между удовольствием от нежданного скандала и тревогой за себя. Было очевидно, что царь его молодую жену не одобрил. И Николай был готов с ним согласиться. Поглотив непомерное количество вина и водки, царь Петр и его окружение отбыли на ночлег, и Николай наконец освободился, чтобы заняться своей обманщицей-женой.
"Просто замечательно, - с яростью рассуждал он. - Только этого мне и не хватало в нынешнем сомнительном положении: посадить себе на шею жену, вся семья которой бунтовала против царя". Дай только Бог силы дотерпеть до комнаты Емелии, и он изольет на нее весь свой гнев. Он вынудит ее признаться в том, что ее отец был стрельцом Он заставит ее вечно каяться в том, что она обманом женила его на себе. Она должна была понимать, что по собственной воле он никогда не подверг бы себя опасности, взяв в жены дочь изменника. Теперь тень подозрения упала на Николая, и отныне за каждым его шагом будут пристально следить.
Добравшись до покоев Емелии, Николай тихо вошел и с тщательнейшей осторожностью притворил дверь. Спальня освещалась лишь красно-золотыми отблесками бушующего в печке огня. Он едва мог разглядеть скорчившуюся у постели фигурку жены. Кажется, она молилась.
"Прекрасно, - язвительно подумал он, - тебе понадобится много молитв, чтобы утешиться, когда я закончу".
– Сейчас мы с тобой поговорим, - произнес он голосом, подрагивающим от бешенства. Емелия кинулась к нему навстречу.
– Князь Николай, - задыхаясь, проговорила она. На ней лица не было. Вся она напоминала до смерти напуганную лань. - Вы должны наказать меня. Я разгневала царя, и теперь гнев его падет на вас. Вот, возьмите этот кнут. Меня надо высечь… Пожалуйста, мне невыносимо знать, что я натворила такое.
– Подожди, - прервал ее несвязный лепет Николай. Он заметил блеск серебряной рукоятки кнута и отмахнулся, чтобы она убрала его прочь. - Я хочу задать тебе несколько вопросов.
– Нет, пожалуйста, возьмите его, - настаивала она.
– Господи! Я не собираюсь тебя сечь! - Выхватив у нее из рук, он отшвырнул кнут в угол, где тот с тяжелым стуком ударился об пол. Обернувшись к дрожащей жене, он увидел, что она смотрит на него немигающими глазами, а по щекам ее струятся слезы. В один ошеломительный миг злость его исчезла, и он выругался, проклиная свою душевную слабость.
– Но вы же должны, - прошептала Емелия.
– Никому я ничего не должен, будь я проклят!
– Пожалуйста. - Она склонила перед ним голову и задрожала.
Не в силах сдержаться, Николай протянул руки и крепко обнял хрупкое тело жены.
– Просто скажи мне всю правду, - промолвил он, касаясь губами ее волос. - Был твой отец бунтовщиком-стрельцом или нет?
