Жюльетта Бенцони - Мера любви
– Но меня-то они не знают, – вмешался Готье. – Госпоже Катрин не следует отправляться в дальний путь и подвергать себя лишний раз опасности. Пусть она даст мне письмо для аббата, а я привезу ответ. Для этого и нужен конюх.
– Вы совсем не знаете местность, – сказал Рено.
– Но ты ведь не скажешь, что я не знаю ее, – вмешался Беранже. – Я буду его проводником, и уж поверь мне, Готье, я помогу тебе пройти через укрепление Вьейви.
Катрин едва сдержала улыбку. В долине Лота осталась любовь пажа. Сколько раз в прошлом году он исчезал из Монсальви, перебирался через реку, чтобы поболтать со своей прелестной кузиной Одеттой де Монтарналь? Это была трудная любовь, сопряженная с большой опасностью, поскольку она была запретной. Монтарналь и Вьейви – было одно и то же, старшие братья как следует проучили бы младшего, если бы прознали, чей образ он хранит в сердце. Беранже и вправду прекрасно знал долину, броды и переправы и послужил бы Готье проводником, но сможет ли он устоять от искушения повидать Одетту, особенно теперь, когда он постепенно становится мужчиной? Катрин не посмела запретить ему это, но посоветовала быть крайне осторожным; письмо должно дойти до аббата Бернара.
Пир, который последовал за собранием, не отличался буйным весельем. Большинство участников были явно разочарованы, обещанный радостный праздник откладывался на неопределенное время. Оба Рокмореля не скрывали разочарования.
– Они боятся, что, если понадобится, им уже будет сложнее созвать этих людей, – объяснила мадам Матильда. – Они опасаются, что счастливый случай упущен…
– А вы, мадам Матильда, вы тоже так думаете?
Хозяйка замка улыбнулась Катрин с высоты своего огромного роста.
– Да нет же! Только сумасшедший может мечтать спалить свой дом, перед тем как войти в него. Мужчина, может быть, но женщина – никогда! Вы мудро говорили, друг мой. Ведь это было так соблазнительно.
Катрин, пожав плечами, подошла к окну, чтобы насладиться прекрасным пейзажем, таким голубым и спокойным в конце дня.
– Соблазнительно? Да, конечно. Когда я вчера в полдень приехала к вам, я хотела убить Арно своими собственными руками, поджечь мой дом, оскверненный присутствием шлюхи. Никто никогда не узнает, как страстно я желала этого, но даже если бы я совершила все это, натворила безумств, поддалась чувству мести, что бы досталось мне после этого – пепел, сожаления и горькие слезы? Мне больше всего нужен покой. Но как я обрету его, если не могу найти успокоения в себе самой?
Матильда почтительно взяла Катрин за руку, обняла ее и увлекла за собой.
– Пойдемте к вашим малышам, – произнесла она с нежностью. – Они скажут вам, что вы сделали лучший выбор.
Этой ночью за два часа до рассвета Готье и Беранже в одежде странников пешком вышли из Рокмореля и по труднодоступным горным тропам, хорошо знакомым пажу, углубились в ущелье. В последний момент Катрин едва сдержалась, чтобы не расплакаться. В первый раз юноши уходили одни. Впереди их ждали опасности, которые она не сможет с ними разделить.
– Это безумие! – сказала она им. – И к тому же это явно бесполезно. Я заранее знаю совет аббата. Он никогда не благословит силу и оружие. Если где-то существует святой, то это он!
Готье рассмеялся.
– Святость не то же самое, что слабость. Вспомните, что сам Христос воспользовался кнутом, чтобы изгнать торговцев из храма. Самые миролюбивые люди в наш жестокий век прекрасно понимают, что иногда просто необходимо применить силу. Отдыхайте и будьте осторожны, меня не будет, чтобы охранять вас.
Она поцеловала его в лоб и отпустила… Он был прав: кто мог похвастаться тем, что знает пути Господни?
Последующие дни показались бесконечными. Летняя жара становилась все более невыносимой. Большие темные залы Рокмореля, защищенные двухметровыми стенами, сохраняли прохладу. Женщины покидали их лишь ранним утром, чтобы дать детям вволю побегать и поиграть вокруг замка. В остальное время дня их оставляли во дворе, в тени стен, где можно было не опасаться укусов гадюк, которые от зноя сделались еще злее. Полная тишина, так же как и жара, окружила старую крепость. Сюда не доходило никаких вестей. Вопреки предсказаниям многих, ни один человек из Монсальви не пришел к замку и не попытался захватить провинившуюся, как считал Арно, супругу. В городе ничто не изменилось, жизнь протекала так, как будто ничего не произошло.
В глубине души Катрин испытывала от этого горькое разочарование. Отношения между нею и Арно не были легкими, но Катрин никогда не боялась сражения с человеком, которого любила. Напротив, она черпала в этой борьбе новые силы, прекрасно зная, что в самых страшных порывах ярости скрыта частица любви. Если же Арно больше не интересовался ею, тем, что с ней стало, это означало его полное равнодушие.
Вечером, когда солнце прекращало наконец палить и медленно скрывалось за горизонтом, одинокая Катрин медленно поднималась по винтовой лестнице из черного камня на вершину донжона. Там, на фоне бескрайнего неба, прислонившись к парапету, она искала на северо-востоке красную корону, надетую на густую черную шевелюру леса, далекие башни Монсальви, каждый камень которых помнило ее сердце.
Она оставалась там до глубокой ночи, а затем, отяжелевшая от нахлынувших воспоминаний, в кромешной тьме спускалась в свою комнату. Спрятавшись под лестницей, Сара молча смотрела, как Катрин проходит мимо. Она сжимала кулаки, заметив слезы на бледных щеках молодой женщины. Потом, когда за спиной Катрин хлопала дверь, цыганка шла на кухню за свечой и спускалась в погреб, где в небольшом закутке она хранила травы, пузырьки, настойки, мази и порошки.
Это было мрачное и жутковатое место, которое с легкостью можно было принять за пещеру колдуньи.
Сара владела опасным искусством наговоров, но всегда отказывалась пользоваться им. Она занималась белой магией, ограничивающейся молитвами и призывами. Она обращалась не к дьяволу, а к добрым духам, заклиная уменьшить страдания той, которую всегда считала своим любимым чадом.
Но в этот августовский вечер Сара, перед тем как спуститься в свой закуток, запаслась кусочком пчелиного воска и булавками.
В конце этого дня Сара, возвращаясь со скотного двора, встретила входящего Рено. Видя его ссутулившуюся спину в холщовой рубашке, расстегнутой до пояса так, что была видна мускулистая волосатая грудь, хмурый взгляд, яростно прикусанный ус, Сара сразу поняла, что он был в ярости.
Гнев его обычно был страшен, и Сара решила пройти мимо, не желая попадаться ему под руку. Но он окликнул ее.
– Сара, идите сюда! Мне надо с вами поговорить.
Он взял Сару за руку и повел к оружейной мастерской, пустовавшей в этот час.
