Бертрис Смолл - Адора
— Ты действительно так думаешь, Али Яхиа? Это было бы замечательно! Я ведь очень люблю ее, но не могу же я позволить ей быть независимой: она — моя женщина и должна во всем повиноваться моим приказам! Я хочу, чтобы она в первую очередь была женщиной, а не императрицей.
— Сходите к ней, и вы убедитесь, что я не обманул вас, — ответил Али Яхиа.
— Хорошо, — согласился Мурад, — а ты иди и вели пока повременить с моим приказом о сегодняшнем возвращении в Бурсу.
— Конечно, ваше величество! Мурад торопливо вышел из шатра, а Али Яхиа тихо прошептал сам себе:
— Что ж, мои планы сбываются, а это хорошо и для меня, и для моей страны.
Феодора расчесывала перед зеркалом свои прекрасные волосы, когда к ней в шатер вбежала служанка и взволнованно проговорила:
— Принцесса, сюда идет султан! Феодора оторвалась от своего занятия и приказала слугам, находящимся в шатре:
— Выйдите отсюда все. Быстро! Быстро! Едва они выскочили на улицу, как к Феодоре вошел Мурад. Не сказав ни слова, он подошел и поцеловал ее в щеку. Такое начало удивило Феодору; она уже привыкла, что он всегда, даже в моменты нежности, ведет себя с ней жестоко и агрессивно. Неожиданно для самой себя она расплакалась.
— Мой господин… — прошептала она. — Я не знаю, как тебе это сказать…
Слезы не давали ей говорить. Она машинально схватила руку Мурада и прижала к своей груди.
Мурад был просто потрясен переменой, произошедшей с Феодорой за какие-то несколько часов.
— Посмотри на меня, Адора, — попросил он, и она без вопросов повиновалась ему.
Она обняла Мурада за шею и нежно поцеловала.
— Мурад! Прости меня. Я была просто дурой. Пожалуйста, прости меня!
От удивления он, казалось, просто потерял дар речи и поэтому ничего не ответил ей.
— Во всем виновата моя непомерная гордость, — продолжала она. — Я привыкла к тому, что все боготворили меня, и считала, что ты тоже должен относиться ко мне не как к женщине, а как к богине. Меня очень избаловали, но сейчас я все поняла и прошу тебя, прости меня.
Она опустилась перед ним на колени, и он, как будто испугавшись, подхватил ее и тут же поставил на ноги.
— Ну, так ты простишь свою покорную рабыню? — спросила она с застенчивой улыбкой.
— О Аллах! Я просто не верю, что все это говоришь ты! — воскликнул он.
— Слава Богу! — вздохнула Феодора. — Теперь мы наконец объяснились друг с другом, и даже если я расстанусь с тобой, то после этого меня никогда не будут мучить угрызения совести и сожаление о том, что я была такой дурочкой.
— Ты хочешь покинуть меня? — оцепенел от страха Мурад, он все еще никак не мог поверить в свое счастье. Она ответила после недолгой паузы:
— Ни в коем случае. Все те годы, что я прожила женой твоего отца, я только и мечтала о том, как бы мне увидеть тебя и побыть с тобой наедине хоть минутку. Сейчас же, когда моя мечта наконец-то сбылась, я и в мыслях не держу, чтобы покинуть тебя, радость моя.
— Но почему, почему тогда ты отказала мне в день смерти моего отца, а потом вдобавок еще и сбежала в Византию?
— Когда-то давно в монастырском саду ты обещал жениться на мне. Все годы, что я прожила женой султана Орхана, я помнила об этом твоем обещании. Когда же ты предложил мне стать просто твоей наложницей… — Феодора на секунду замолкла, и лицо ее исказилось гримасой от наполовину забытой душевной боли. — Как ты правильно сказал когда-то, я всего лишь женщина, — продолжила она. — Меня очень легко обмануть или обидеть. Тогда я посчитала, что ты просто издеваешься надо мной. Да и сейчас ты видел, с каким трудом я согласилась на роль наложницы, ведь моя вера строго-настрого запрещает это.
— А моя религия приветствует. Я не был жесток с тобой. Странно, как ты со своим государственным умом не можешь понять, что правители империй заключают всегда только политически выгодные браки. Я могу иметь лишь три жены, но зато сколько угодно наложниц. Наш с тобой брак не принес бы Турции никаких политических выгод, поэтому-то я и предложил тебе место в моем гареме. Я собираюсь двигаться на Европу, и мне придется брать в жены дочерей или сестер правителей покоренных государств.
— Все это, хорошо понятное любой турчанке, очень сложно постичь мне — греческой женщине, пусть даже и прожившей в Турции большую часть жизни. Но сейчас, кажется, я наконец стала понимать смысл твоих поступков. Теперь меня не волнует мое положение в обществе, главной моей заботой станет родить тебе как можно больше здоровых и умных сыновей.
— Да твое положение в обществе, будет такое же, как у меня. В Турции фаворитка султана значит больше, чем все его советники, не говоря уже о женах. Да ты сама, наблюдая жизнь моего отца, должна была понять это. А что касается сыновей, то в этом не будем сомневаться — достаточно посмотреть на Халила! Знаешь, я иногда с ужасом думаю, что, не повреди он себе в детстве ногу, не видать бы мне султанского меча как своих ушей.
Феодоре было очень лестно слышать эти слова, она даже несколько смутилась, а взглянув в его глаза, увидела, как постепенно в них разгорается страсть.
— Дай мне сына, моя прекрасная Адора, — внезапно резким голосом сказал он.
Еще секунда, и их тела слились в едином страстном объятии. Дрожащими пальцами она расстегнула его рубашку и ощутила жар его возбужденного тела. Он высвободился из ее объятий и быстро сбросил с себя остальное, после чего обнажил Феодору. Все это было так не похоже на их предыдущие ночи, что она снова не выдержала и опять заплакала, уткнувшись в его обнаженное плечо. Его пальцы ласкали ее лицо, шею, плечи, грудь…
— Ты — мое счастье, Адора. Не плачь, — не переставая шептал он. — Теперь мы не расстанемся с тобой никогда. Для меня, султана Турции, один твой мизинчик дороже благополучия моей страны!
Его рука очутилась между ног Феодоры.
— Я страстно хочу тебя, Адора. Хочу, чтобы мое семя влилось в тебя и зачало в твоей утробе новую жизнь. Он поднял ее на руки и понес на кровать.
— А если сейчас я опять начну отталкивать тебя? — спросила, дурачась, Феодора.
— Тогда мне придется отослать тебя в Константинополь. Я не могу находиться рядом с тобой и не хотеть тебя. А брать тебя только силой — это так тошно!
— Ты не разлюбишь меня, Мурад? — с глубиной и неожиданной дрожью в голосе спросила она.
— Что ты, конечно, нет. Я боюсь только, что ты не любишь меня и сейчас просто смирилась с обстоятельствами.
— Боже мой! Как ты, оказывается, глуп! Я так люблю тебя, Мурад! — воскликнула она и с готовностью протянула к нему свои прекрасные руки.
Глава 17
Прошло два года. Турция окончательно и бесповоротно завоевала бывший византийский город Андрианополь. Не выдержав осады, город сдался, так и не дождавшись помощи из Константинополя. Да и бесполезно было ждать, византийский император уже настолько стал беспомощен и слаб, что почти полностью оказался под властью турецкого султана; у него не было сил и возможности помочь осажденному городу.