Дебора Мартин - Опасный искуситель
И она пошла дальше, хороня последнюю надежду.
– Да, ты мне действительно очень нравишься, Себастьян. И ты великолепный любовник. Но стать твоей женой? Зачем? Это значило бы лишить себя возможности сочинять, быть независимой.
Он помрачнел.
– Я не стал бы тебе мешать писать музыку, и ты прекрасно знаешь это. Я сделал бы все, что в моей власти, чтобы помочь тебе.
– Это будет совсем не то, – твердо ответила она. – Я не смогу утвердиться, если все будут говорить, что успех пришел ко мне лишь благодаря мужу. Я должна добиться всего сама.
Он стоял не шелохнувшись, только сжал кулаки.
– Ты действительно этого хочешь? Хочешь жить среди музыкантов и сочинителей?
Она с притворной легкостью вскинула голову.
– Конечно. Ты же знаешь, как много значит для меня успех моих сочинений.
Она заставила себя взглянуть на него безразлично.
– Значит, вся эта чепуха о том, что ты не сможешь выйти замуж и ночь со мной будешь вспоминать всю жизнь, нужна была тебе лишь для того, чтобы соблазнить меня?
Она не могла заставить себя ответить – на это у нее не хватило бы самообладания. Поэтому она только пожала плечами, уповая на то, что ее молчание он расценит как согласие.
К ее великому ужасу, он подошел к ней совсем близко и сказал с горечью:
– Значит, я не ошибся, когда говорил, что ты хотела лишь удовлетворить девичье любопытство.
Нет, ошибся! – готова была закричать она, но прикусила губу, чтобы сдержаться.
Он стоял совсем рядом, мог дотронуться до нее, но не стал этого делать. Она знала, что, если она протянет к нему руку, он забудет о том, что она наговорила, заключит ее в свои объятья и возобновит свои предложения. Но она поборола в себе страстное желание приласкать его.
Она старалась смотреть на него безразлично, и лицо его помрачнело окончательно.
– Мне все понятно. Что ж, должен признать, Корделия, ты преуспела. Ночь с тобой стоила того. – Он окинул ее дерзким взглядом. – Наверное, когда ты называла себя распутницей, мне следовало принять твои слова всерьез. Ты можешь многому научить даже куртизанку.
Она готова была лишиться чувств. «Терпи, – сказала она себе. – Наедине с собой можешь делать все, что хочешь».
Не дождавшись от нее ответа, он наклонился, чтобы взять свою одежду, и направился к двери. Она пораженно смотрела на него.
– Себастьян! Вы не можете выходить в таком виде! Что… что, если вас кто-то заметит?
– Какая разница! Вы уже сказали, что не выйдете за меня, а отца своего наверняка сумеете обвести вокруг пальца, так что, думаю, он не будет особенно возмущаться, если вы скажете, что это был всего лишь эротический опыт.
Она не могла более сдерживаться.
– Себастьян, прошу вас, подождите!
Он остановился у двери, с трудом сдерживая ярость.
– Я… я не хотела вас обидеть, – прошептала она.
На мгновение она испугалась, что он ударит ее, и отступила назад. Но он сказал сквозь зубы:
– Если будет ребенок, дайте мне знать. Я позабочусь о нем. Но вы держитесь от меня подальше. На сей раз я говорю совершенно серьезно. Если вы снова попытаетесь меня соблазнить, я покажу вам, каково это – дразнить зверя. И, думаю, вам это не слишком понравится.
И он вышел, хлопнув дверью. А она опустилась на колени и разрыдалась. Она плакала о нем, о его уязвленной гордости и о своих разбитых надеждах. Более всего она плакала от жалости к себе.
16
Гонорина обошла всю округу, была в пяти трактирах, но Освальда так и не нашла. И что самое худшее, владелец последнего сказал, что Освальд заходил, купил бутылку вина и ушел.
Она стояла посреди темной улицы и растерянно озиралась. Освальд мог пойти куда угодно, он даже мог вернуться домой.
Нет, вряд ли. Зачем ему было покупать вино в трактире и возвращаться, ведь он мог взять бутылку у нее в погребе. Что делать, она не знала. Очевидно, что в трактирах его нет, но где же он?
И тут она заметила тусклый свет в одном из окон приходской церкви. Церковь… Неужели он там? Она с надеждой взглянула на окно. Правда, может, это настоятель задержался в храме по какой-то причине, но все же она торопливо зашагала по дорожке к церкви.
Тяжелая дубовая дверь была приоткрыта. Гонорина толкнула ее и вошла внутрь. У передней скамьи горели свечи. Она, нахмурившись, смотрела туда. Никого не было видно. Но идти больше было некуда, и она пошла по проходу.
И тут она увидела человека, сидевшего согнувшись на передней скамье. Она молча шла к нему, и сердце ее стучало почти так же громко, как ее каблучки.
Когда она приблизилась, человек поднял голову. Это был Освальд.
Руки у нее задрожали, и она облегченно вздохнула. Она не знала, к чему приведут ее поиски, но менее всего надеялась застать его в церкви.
И тут она заметила бутылку, которую Освальд сжимал в руке. Пробка была вынута, но было непонятно, сколько он выпил и пил ли вообще.
К ее удивлению, он заговорил трезвым голосом:
– Пришла за мной? – Он даже не взглянул на нее, хотя и слышал звук ее шагов.
Больше всего ей хотелось отругать его как следует за то, как он заставил их с Корделией волноваться, но она лишь сказала как можно спокойнее:
– Можно было послать герцога искать тебя, но я решила, что лучше сама пойду за тобой.
При звуках ее голоса он удивленно поднял голову и посмотрел на нее.
– Гонорина?
Он явно ожидал увидеть Корделию.
– Почему Корделия послала тебя? – спросил он, нахмурившись. – Неужто детка так сердита, что не хочет меня видеть?
Эти мужчины иногда бывают такими безмозглыми, возмутилась про себя Гонорина.
– Разве я могла позволить ей бродить одной по незнакомому городу? А сердита ли она… Не думаю. Она безумно волнуется, но не сердится. – Гонорина взглянула на бутылку. – По крайней мере пока. – Вместо ответа он лишь вздохнул, и она добавила: – Можно, я присяду? Похоже, мы побудем здесь еще некоторое время.
Он молча подвинулся, и когда она, сев рядом, протянула руку за бутылкой, послушно отдал ее. К ее огромному облегчению, бутылка была полная. Она поставила ее в проходе и стала ждать, когда он заговорит.
Они сидели молча долго, так долго, что она стала рассматривать витраж в окне напротив. Это был ее любимый витраж с изображением Руфи. В последнее время она часто думала о Руфи, о женщине, которая вышла замуж второй раз, когда думала, что нового брака у нее уже не будет. Какая горькая ирония в том, думала Гонорина, что она сидит напротив этого витража именно с Освальдом.
И вдруг он заговорил, и она отвлеклась от своих грустных мыслей.
– Я опять ей все испортил сегодня, да? – Он смотрел на алтарь, и руки его были покорно сложены на коленях.
– Я бы так не сказала. После скандала, который ты устроил, я объяснила гостям, что мы с его светлостью поспорили, угадают они подмену или нет. Так что все решили, что розыгрыш удался на славу, и потом заставляли Корделию играть, пока у нее руки не устали. Так что жаль, что ты не дождался финала.
