Робин - Проснись, моя любовь
Морриган поступила точно так же, как и жертвы инцеста в двадцатом веке, — своим молчанием она защищала себя, покрывая свою семью.
Глава 19
Кончиком вилки Элейн сняла с кекса чернику. Поглощавший пищу выводок Боули напоминал шумных свиней. Они без разбора поедали бекон и колбасу, грибы и — тьфу — рыбу, как предположила Элейн, копченую — словом, все то, что едят англичане, не так ли? А также что-то мерзкое, коричневого цвета, видом напоминающее куриную печень, но нисколько не похожее на нее по запаху. Пруденс, хотя нет, это была Мэри, более низкая из сестер, выгребла хлебным мякишем остатки тошнотворного сочетания риса и рыбных хлопьев. Все это исчезло в мусорной яме, именуемой ее ртом. И тотчас же она отодвинулась от стола. Чашка Элейн задребезжала, расплескав чай по блюдцу. Миссис Боули безжалостно размазывала масло по своему наполовину съеденному кексу.
Внутри Элейн росло раздражение. Она подумала, что миссис Боули знала о том, что ее муж приставал к племяннице, но предпочла утопить свое знание в обжорстве, словно чертов бегемот.
Боже правый! Что они делали с Морриган все эти годы? Элейн разрывалась между жалостью и отвращением. Она испытывала жалость к той, которую никогда не знала. Отвращение из-за того, что было сделано с телом бедной девушки — тем самым телом, которое она, Элейн, сейчас занимала, и, следовательно, все это как бы было сделано с ней.
Элейн ощутила жгучий стыд. Можно было подумать, что она не достойна находиться в присутствии так называемых порядочных людей. И гнев. Оттого, что эти порядочные люди позволили произойти такому.
Кровосмешение. Сексуальное надругательство. Какие уродливые слова! Элейн нисколько не поверила вчерашним намекам Боули на то, что эти отношения были по взаимному согласию. Она не сомневалась, что эта связь существовала, иначе как он смог бы описать ее, Морриган, соски? Но кто бы добровольно стал терпеть его похоть?
Мэри вернулась к столу, тарелка вновь была переполнена едой. Пруденс почти прикончила свою первую порцию. Элейн пристально взглянула на девушек, затем на миссис Боули — на трещавшие по швам юбку и жакет, на жующие челюсти.
Губы Элейн скривились. Совершенно ясно, кто здесь мог выносить его прикосновения.
Она прекратила сражаться со своим кексом и залпом выпила остывший чай. Внутри был такой холод. И грязь. Так же, как сегодня утром, когда миссис Боули ворвалась в спальню племянницы. Элейн, после ванны, одетая в яркое желтое платье, чувствовала себя чистой и свежей. Боули потребовала показать ей листы с переписанной Библией, а затем приказала отставить выкрутасы и спускаться к завтраку. Элейн уступила только потому, что мысль о том, что эта женщина обходится с ней так, как будто есть что-то, чего ей нужно стыдиться, беспокоила больше, чем совместный прием пищи с пособницей инцеста.
— Морриган, я говорила и повторяла тебе тысячу раз: еда — это божественное изобилие, и она не должна быть растрачена попусту.
Пруденс потянулась к тарелке Элейн:
— Мама, я заберу.
Элейн сжала вилку, преодолевая отвращение к этой семейке — к тем, кто ни разу не выразил беспокойства по поводу больного горла Морриган и кто обращался с ней так, как будто она была не только хромой, но и немой. И, по словам Боули, Морриган годами жила с ними.
В то время как сами они обжирались и одевались в то, что, по понятию Элейн, было последним писком викторианской моды. Морриган же морили голодом и заставляли носить грязные шерстяные обноски, которые, скорее всего, вышли из употребления еще полвека назад.
Проснувшись в этом времени, Элейн обнаружила, что у Хэтти не было ни дров, ни свечей. Она сомневалась, что девушка, которая тянулась сейчас к пище Морриган, пытаясь прибрать ее к рукам, за всю жизнь провела хоть один темный холодный вечер.
Но стоило пухлой — в точности, как у отца — руке Пруденс появиться у тарелки, как затянутая в черное другая рука ловко убрала посуду со стола. Лакей благоразумно растаял во мраке. Пруденс, раскрыв рот, уставилась на пустое место перед Элейн, как будто не могла поверить, что тарелка убрана.
Дверь в столовую настежь распахнулась, и вошел Чарльз. Он слегка поклонился женщине и двум ее дочерям:
— Доброе утро, леди. Я надеюсь, вы приятно провели ночь?
Прежде, чем ответить, миссис Боули надменно промокнула губы салфеткой.
— Более-менее сносно, милорд, хотя ваши кровати немного жестковаты для расслабления. Мы с девочками привыкли к более деликатным условиям, которые приемлемы дамам более хрупкого телосложения.
Синие, как цвет моря, глаза вспыхнули. Чарльз медленно рассматривал фигуры этих трех женщин. Элейн практически слышала его мысли. В столовой вдруг стало как будто светлей, немного теплей. Капельку чище.
— Полагаю, мистер Боули чувствует себя несколько лучше?
— О да, несомненно, милорд. Он выглядит гораздо здоровее. Попозже, сегодня утром его осмотрит доктор. Морриган, тебе повезло, что дядя оправился после… вчерашнего злоключения. Тебе следует столько всего искупить.
От этой скрытой угрозы кровь отхлынула от головы Элейн. Она предельно ясно поняла значение этой стратегической паузы. Миссис Боули знала об ее вечернем визите к дяде. Конечно, она не станет рассказывать лорду об извращенных отношениях Морриган и Боули?
— Чушь, — оживленно сказал Чарльз. — Морриган не виновата в том, что у Боули больное сердце. Ему ни за что не следовало предпринимать такое путешествие. Морриган, Джаспер нуждается в тренировке. Идите наверх и переоденьтесь — мы отправляемся на верховую прогулку. Уверен, что эти леди простят вас за то, что вы воспользуетесь этой поистине роскошной погодой.
Элейн бросила вилку и салфетку на стол, одновременно откидываясь назад. Стул опрокинулся, и Элейн уже было устремилась за ним следом. Она бы так и рухнула, если бы лорд с одной стороны и лакей — с другой не удержали ее от падения.
От смущения девушку парализовало.
— Поосторожней, племянница! Ты так неуклюжа со своими вечно заплетающимися конечностями. Милорд, я не понимаю, как вы позволяете ей подходить к лошади. Мои Мэри и Пруденс мигом будут готовы. Велите подать экипаж, и они сопроводят вас на прогулке. Они с удовольствием продемонстрируют своему кузену тонкости этикета. Не так ли, девочки?
Мэри и Пруденс захихикали, их щеки раздулись от еды, словно у белок, копящих зимний запас.
Лорд взглянул на толстощекий дуэт. Правый уголок его губы поднялся вверх.
— Мне жаль, но у моего экипажа сломалась ось. Молю простить нас.
Девушки разинули рты, демонстрируя остатки частично пережеванной пищи.
