Лаура Гурк - Она не принцесса
Лючия, задыхаясь, хватала ртом воздух. Он знал, что причиняет ей боль, и его неприятно поразило, что он может испытывать такое острое наслаждение, делая ей больно. Но никакие силы не могли остановить его.
Он покрывал поцелуями ее лицо, волосы, шею, все, до чего мог дотянуться. Он слышал свой голос, произносивший какие-то несвязные слова, желая успокоить ее, несмотря даже на то, что эти слова только разжигали его самого.
«Прекрасная Лючия, такая нежная... Лючия... о Боже, как хорошо... мечтал об этом... о тебе... так... долго...»
Ее дыхание прерывали короткие тихие рыдания, и он старался сдержать себя, немного выждать, чтобы дать ей время привыкнуть к его вторжению в ее тело, но это оказалось невозможным. Он крепко обхватил ее бедра и вошел в нее еще раз. Затем еще, а потом снова и снова.
И с каждым разом он чувствовал, как нарастает его возбуждение, жаркое, терпкое, приближаясь к своей вершине. Наконец его подхватил поток наслаждения, такого неистового, что он едва устоял на ногах.
Он зарылся лицом в пушистые волосы, тяжело дыша и обнимая ее. Она, все еще прижавшись к его шее, обнимала его.
– С тобой все в порядке? – шепотом спросил он.
– Я... – Ее голос прозвучал приглушенно.
Она покачала головой.
– Я не знаю.
В нем пробудилось раскаяние и смутное сознание вины. Он выдернул из-под Лючии руки и освободил свой пенис.
– О! – сказала она с некоторым удивлением, как будто до этой минуты так до конца и не понимала, что произошло.
Лючия подняла голову и посмотрела ему в лицо, затем ее губы скривились, и она сразу же опустила глаза. Он не знал, что она увидела на его лице, и не хотел знать. Он отвернулся, оправил рубашку и застегнул брюки, потом взглянул на пол и увидел ее панталоны. Подобрав их с пола, он встал перед ней на колени. Он натянул батистовые панталоны через ноги в розовых туфельках и начал надевать их на ее бедра.
Дотянув их до ее колен, он остановился. Ее юбки упали и прикрыли колени, и он не мог видеть темные завитки волос там, где соединялись ее бедра, но мог представить, как это выглядело. В нем снова шевельнулось желание, и он вскочил на ноги.
– Пожалуйста, приподними бедра, – сказал он.
Она уперлась ладонями о стол и выполнила его просьбу, давая ему возможность натянуть панталоны до самой талии. Его руки путались в волнах розового и белого батиста, и он не видел, что они делают, но он одел и раздел за свою жизнь достаточно женщин, чтобы нащупать маленькие крючочки и застегнуть их.
Одевая ее, он старался ни о чем не думать. Он опустил и разгладил ее юбки, прикрепил на талии розовый с золотом пояс, вынул из волос помятый розовый бутон, оттягивая время возвращения к реальности этими мелкими знаками внимания, этими пародиями на джентльменскую заботу.
Он заметил, что лиф платья, как и корсет под ним, был разорван. Это сделал он. Порвал ее платье и что-то еще.
Йен испытывал стыд, глядя на ее погубленное платы и опущенную голову. Он протянул руку, чтобы соединить кое-где разорванные края, спрятать от себя то, что он сделал, но этого не спрячешь. Некоторые вещи невозможно скрыть. И нельзя исправить. Его рука застыла над ее шелковым платьем и батистовым бельем, он себя возненавидел. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать. Извиниться, хотя он ни о чем не сожалел. Сказать, что больше и такого не будет, хотя он знал, что если подвернется случай, это произойдет. Обещать ей, что все будет хорошо, это нереально. И он ничего не сказал.
Она подняла голову и смотрела на него. Ее глаза казались огромными, теплыми и карими, как глаза лани, и он не понял, что увидел в их глубине – страх или осуждение. Возможно, то и другое. Если это так, он заслуживал этого, ибо, несмотря на ее эксперименты с поцелуями, она оставалась девственницей. Он же не мог сослаться на неопытность. Он прекрасно все понимал, знал, что может случиться и что это будет значить. Она же, даже со всеми своими опрометчивыми поступками в прошлом, ничего не знала. Никто по-настоящему не понимал, что такое невинность, пока не терял ее.
– Я очень сожалею, – сказал он. – Чертовски сожалею. – Он хотел убрать руку.
Не спуская с него глаз, она накрыла своей ладонью его руку и прижала к груди.
Всего лишь, а его охватило волнение, облегчение и странное пронзительное чувство, которое он был не в силах постичь. Йен только понял, что он совершенно безнадежен, глуп и по уши влюблен, если всего лишь через несколько минут после того, как погубил ее и себя и все, чего добивался в жизни, он снова хотел ее.
Он услышал какой-то звук, кто-то тихо ахнул, но это была не Лючия. Он взглянул в сторону и встретил изумленный взгляд голубых глаз леди Сары Монфорт. Из-за ее плеча выглядывал ее кузен, лорд Блэр.
Глава 17
Лючия лежала на кровати лицом к стене, свернувшись калачиком и глядя на бледно-голубые ивы на обоях своей комнаты. Бело-голубой рисунок расплывался перед ее глазами в серые пятна. Пытаясь разобраться в том, что произошло, она сдерживала готовые пролиться слезы.
Она не должна чувствовать себя такой глупо ошеломленной и плаксивой. Она была дочерью куртизанки. Слышала, как это случается. Однажды, когда ей было лет двенадцать, мать ей все объяснила и строго предупредила, что она не должна позволять мужчине делать то, что только что сделал Йен. Она видела статуи в парижских музеях, заглядывала в запрещенные книги и несколько раз обменивалась с Арманом страстными поцелуями. Но ни одно из этих познаний не подготовило ее к тому, как это происходит в реальной жизни.
Прежде всего боль. Она оказалась настоящим шоком, разрушившим все чудесные ощущения, предшествовавшие этому. Она такого не ожидала. Когда Йен помогал одеться, она увидела на себе кровь, а она хорошо знала, что это не могли быть месячные. Лючия крепче прижала колени к груди и вздрогнула от боли. Там, внутри, все еще болело. Но не из-за боли ей хотелось плакать.
Их видели леди Сара и лорд Блэр. Она проследила за взглядом Йена, они стояли в дверях. Даже если Йену потребовалось лишь мгновение, чтобы прикрыть ее собой, он не успел. Лючия увидела их, а они – ее.
У лорда Блэра и леди Сары хватило такта уйти, не проронив ни слова, а Йен отвел ее наверх по лестнице рядом с оранжереей, которой слуги редко пользовались. Ему каким-то образом удалось провести ее в комнату так, что никто не заметил, но она не питала иллюзий, что все останется тайной. Леди Сара не такая, как лорд Хей, который сдержал слово, и никто не узнал истории с Арманом Буже. Нет, ядовитый язык Сары будет трудиться без устали. К вечеру каждый человек в Треморе будет знать, что она видела, и с пикантными подробностями. Если до сих пор Лючия не была «несвежим товаром», то, бесспорно, теперь она им стала. Но даже не это заставляло ее смотреть невидящим взглядом на стену и сдерживать слезы.
