Бонни Винн - Безрассудные сердца
Она отвела взгляд в сторону и решила, что наступило время сказать правду.
— Мне не следовало заявлять вам, что вы вызываете у миссис Ферчайлд неловкость. Дело в том, что это на меня вы действуете таким образом. А она была очень рада, что вы появились у нас и разобрались со всеми финансами.
— А почему же я вызываю у вас неловкость, Миранда? — Он понизил голос, что заставило ее поднять голову.
Ее сердце неожиданно сжалось, а потом забилось в таком темпе, как будто хотело выпрыгнуть из груди. Чувства ее были совсем простыми и в то же время такими сложными. О каких своих недостатках или секретах можно было бы поведать ему? Признаться, что она, не знавшая любви старая дева, сейчас теряется от одного пребывания рядом с ним? Уж не рассказать ли ему, как глубоко он затронул ее душу, заполнил все ее мечты и мысли? Но, продолжая смотреть в его пронизывающие глаза, Миранда представляла цену такого признания и поэтому решила признаться в другом, что затрагивало ее гордость, но не душу.
— Вы не догадываетесь, почему я сказала, что у меня нет времени читать сметы расходов по кухне, которые вы для меня составляли?
Явно разочарованный, он помотал головой.
— Дело не во времени. Миранда остановилась, надеясь, что тяжесть в груди спадет. — Мне было стыдно признаться вам, что я не ознакомилась с ними по другой причине.
— По какой же?
Она отвела взор от замечательного вида в окне и заставила себя посмотреть ему в глаза, моля, чтобы решимость помогла ей преодолеть неуверенность.
— Просто я не умею читать.
Ее слова как бы упали между ними, и она неожиданно застыдилась, как обычно бывало, когда ей приходилось в чем-нибудь признаваться. Миранда была старшим ребенком в семье, и родители не могли освободить ее от домашних работ и отдать в школу. Миранде пришлось заботиться о младших братьях и сестрах, а когда те подросли, она сама уже выросла и время посещать школу было упущено.
— А почему же вы раньше не сказали мне об этом? — мягко спросил он.
Ее щеки залила краска.
— Мне было стыдно.
— Стыдиться тут нечего. У вас и без этого много других, более важных добродетелей.
Она горько рассмеялась.
— Как вы можете так говорить? У вас столько книг, вы все время чему-то учитесь.
— И тем не менее моя жизнь пуста, — признался он. Чувствовалось, что такое признание явно взволновало его.
Миранда указала рукой на стены, увешанные полками с бесконечными рядами книг в кожаных переплетах.
— Когда вам становится тоскливо, вы можете взять и почитать любую из этих книг.
— Конечно, книга хороший компаньон, — согласился он. — Но холодной унылой ночью человек жаждет кое-чего более существенного. — Его рука поднялась и коснулась ямочки на ее щеке. — Он хочет тепла и красоты.
Не дыша, она смотрела на него. Сердце билось так громко, что Миранда боялась, что он услышит его стук. Когда О’Доннелл поднял руку, обнял ее и привлек к себе, она и не подумала сопротивляться и, проглотив всхлип затаенного желания, охотно упала в его объятия. Первое прикосновение его губ к ее губам было подобно долгожданному пробуждению, о котором она так давно мечтала, хотя и не представляла, что это такое.
Когда язык Камерона коснулся ее губ, намереваясь проникнуть и дальше, Миранда ощутила необыкновенный трепет, с пугающей быстротой прокатившийся через все тело. Его руки двигались от талии вниз по бедрам, заставив ее внезапно вздохнуть, открыв при этом рот. Пока он обследовал и подвергал ее мукам кончиком языка, она даже не могла разобраться в спектре чувств, порождаемых им.
О’Доннелл прижал ее к себе и сам прижался к ней. Его твердая грудь уперлась в ее груди, а его бедра коснулись ее бедер. Миранда знала, что должна оторваться от него, прежде чем они перейдут границы приличия, но желание изведать глубину вызываемых им ощущений было сильнее, чем защита своих моральных принципов.
Его пальцы вытащили заколку, удерживавшую клубок ее волос, и он ахнул: тяжелый поток длинных золотисто-каштановых локонов упал на его вытянутые руки. О’Доннелл отвел шелковистые кудри от ее лица и вновь вернулся к ее рту. Когда после этой атаки Миранда попыталась вздохнуть, он взял в ладонь ее грудь, и соски моментально напряглись и затвердели. Если бы она была подвержена обморокам, то это был самый подходящий для обморока момент. Но вместо этого она, закрыв глаза, наслаждалась потоком чувств, проносившихся через ее тело подобно сорвавшемуся с тормозов поезду. Когда же он наконец оторвался от нее, ее охватили разочарование, внезапная боль, чувство огромной потери.
Но затем Миранда снова встретилась с ним взглядом и увидела, что его глаза потемнели от страсти, а немного опустив глаза, заметила, что его прерывистое дыхание в точности повторяет ее собственные быстрые вдохи. Какое великолепное, ослепительное открытие: Камерон О’Доннелл был охвачен теми же чувствами, что и она. В первый раз за всю жизнь ее женское самосознание утвердило себя. И она знала, что радость придет.
— Ну как, Билли, ты готов опробовать костыли, которые смастерил для тебя Генри? — спросила Абигейль, держа перед ним деревянный костыль. Она замотала верхнюю перекладину плотным слоем материи, чтобы Билли не натер себе подмышками.
Билли смотрел на грубые костыли с оптимизмом, но не без сомнений.
— Я очень хочу опять оказаться на ногах.
— Что ж, это будет первым шагом, — ответила она, радуясь тому, что догадалась попросить Генри, когда тот тесал дышло для фургона, напилить достаточно деревянных реек, чтобы потом смастерить из них костыли.
— Мы уже недалеко от города? — спросил он с надеждой.
— Нет, у нас еще несколько дней пути.
— Это уже близко! — воскликнул он с юношеским энтузиазмом, одновременно начав опробовать костыли. Его нога заживала хорошо. Вокруг шва не было никаких признаков воспаления или инфекции. Он будет хромать достаточно долго, но ходить сможет.
— Когда мы доберемся до города, я найду доктора, чтобы он внимательно осмотрел твою ногу.
— Ни один доктор не смог бы сделать лучшей операции, мэм.
Она поднялась, но он остановил ее:
— Миссис Ферчайлд?
— Да, Билли?
— Еще раз спасибо за то, что вы спасли мне ногу. Если вам что-нибудь потребуется, я всегда к вашим услугам.
Ее лицо смягчилось под влиянием пылкой признательности, промелькнувшей в глазах молодого человека. «Я буду помнить об этом, Билли. Может быть, мне и придется обратиться к тебе», — мысленно произнесла она. С ощущением безграничного душевного подъема Абигейль вышла наружу. После происшествия с застрявшим в реке фургоном она с трудом находила веское оправдание своему участию в перегоне скота, да, по правде говоря, и в управлении ранчо. Но слова Билли обнадеживали. Она могла бы пожелать, чтобы маленький Майкл вырос таким же хорошим человеком.
