Анна Рейн - Холодная

— А… что мне делать теперь? — растерянно спросила она.

— Что угодно, — пожал плечом Теодор. — Весь мир в твоем полном распоряжении.

Она села на край его кровати. Теодор собирал вещи. Он так и не обзавелся камердинером. За одеждой его присматривала одна из служанок, а одевался он всегда сам.

— Куда ты едешь? — невыразительным голосом спросила она.

— В Эшли-парк.

— Один?

— Разумеется.

Она хотела попросить, чтобы он взял ее с собой, но не могла найти убедительных слов. В голове вертелась только жалобная мольба: «Теодор, возьми меня с собой…»

Теодор уже почти закончил сборы, а она так ничего и не придумала.

— Теодор, — заговорила она, когда он направился к выходу.

— Да?

Он был отвратительно равнодушен.

— Возьми меня с собой.

Она постаралась, чтобы в голосе ее не прозвучали жалостливых ноток, и, кажется, ей это удалось.

Теодор криво усмехнулся.

— Кажется, когда-то мы это уже проходили.

Она на мгновение прикрыла глаза.

— Пожалуйста.

— Зачем тебе это?

Эмма задумалась. Ах, ну хоть бы одна, ну самая неважная причина, ну хоть что-нибудь!.. Взгляд ее упал на собственные руки, сложенные на едва выступающем животе. Она вспомнила полный сожаления взгляд Теодора.

— Ради ребенка. Я не хочу разлучать его… или ее с отцом. С тобой.

Он отвернулся, что-то обдумывая. Эмма затаила дыхание. Он в сомнении посмотрел на нее, словно прося привести еще какие-нибудь доводы в ее пользу.

— Клянусь, я не буду тебе мешать.

Теодор улыбнулся, опустив глаза. «А ты и не сможешь,» — подумал он.

— С отцом, говоришь… Хорошо, миледи. Вы поедете со мной. Можете спокойно собираться. Мы выезжаем завтра утром.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Эмма, стараясь забыть его слова об отцовстве, и поспешно выскользнула из его спальни. Ей уже не в первый раз приходится собираться для поездки с ним. Она знает теперь, чего ожидать.

Эмма вспоминала весь их разговор, когда присматривала за служанками, собирающими вещи. Она вдруг поняла, что из глаз Теодора ушла пустота, и грустно улыбнулась. Может, ей уже никогда не удастся завоевать его расположение, как не удастся заставить его поверить в то, что он отец ее ребенка, но по крайней мере она может быть спокойна за него и его душевное равновесие. Все, что ей теперь остается, так это не делать ничего, что могло бы его нарушить. Уж она постарается. И еще ей оставалось молиться, чтобы ребенок родился в срок. Если он родится 9 апреля, тогда, может быть Теодор поверит ей. Хотя бы в этом.

Глава 25

Эмма сложила руки на своем округлом животе, задумчиво глядя в окно. Шел снег. В ее комнате было жарко натоплено, да и за окном было не так уж морозно, но ей уже несколько дней подряд было холодно. Эмма поплотнее закуталась в пуховую шаль.

Она поселилась в апартаментах баронессы — то есть в спальне, смежной со спальней Теодора. Это крыло теперь было отремонтировано на славу. Сейчас ремонтные работы велись в другом крыле дома, и поэтому она почти не видела Теодора. Она и не стремилась к этому. Эмма действительно старалась делать все, чтобы не мешать — то есть, не делать ничего. Домом в сущности управляла миссис Кэмп. С самого первого дня в поместье у нее установился своеобразный режим. Подъем, легкий завтрак, прогулка, если погода была хорошей, потом «домашние дела», обед, снова «домашние дела», прогулка, ужин, сон. Эмма могла хотя бы управлять домом, но она поклялась ни во что в поместье не вмешиваться, и потому ей оставалось только развлекать себя чтением, вышиванием, музыкой.

Хотя сам Теодор все-таки постоянно помнил о том, что у него в доме гостья. Он обедал вместе с ней, разговаривал, постоянно докладывал о состоянии дел в поместье, о том, куда он собирается или что сделал недавно… Но так общаются с сестрой, а не с женой. Он не делал попыток ухаживать за ней, не проявлял ни малейшего внимания к Эмме как к женщине. Хотя, похоже, не чувствовал и какой-либо натянутости в общении с нею.

Несколько раз им приходили приглашения. Первый раз это случилось в середине ноября — на бал по случаю дня рождения баронессы Понсонби.

Эмма сидела за вышиванием очередной детской рубашечки, когда пришла Джейн, одна из горничных, и сообщила, что барон желает поговорить с леди, когда ей удобно. У Эммы екнуло сердце: вдруг он предложит начать все заново? Она попросила горничную проводить ее к мужу.

Теодор сидел в библиотеке и разбирал письма, накопившиеся за несколько дней. Он удивленно посмотрел на дверь, когда вошла Эмма.

Она остановилась, не пройдя и двух шагов.

— Теодор… Ты хотел поговорить?

— Да, — он обернулся к столу, взял одно из писем и протянул его Эмме.

Надежды Эммы мгновенно умерли, и так же мгновенно проснулись страхи. Может, это письмо от одного из ее старых поклонников — верный шанс пасть еще ниже в глазах Теодора. Хотя куда уж ниже… Она нехотя взяла послание. Теодор слегка улыбнулся, дивясь ее реакции.

— Это приглашение от Понсонби.

Эмма успокоилась и открыла послание. Оно было адресовано лорду и леди Эшли. Эмма быстро прочла его и задумалась. Первым ее порывом было отказаться ехать куда бы то ни было. Даже повод был: женщины с таким животом, как у нее, в свете не появляются. Но Понсонби — друг Теодора. Не обидит ли она его, отказавшись? А может быть, он, наоборот, предпочитает навестить друга и соседа без нее?

— В чем дело? Ты плохо чувствуешь себя? — нахмурился Теодор, наблюдая смену горестных выражений на ее лице.

— Нет, я чувствую себя хорошо, — размеренно ответила Эмма. — Я не знаю, принимать ли приглашение.

— Время решить еще есть. И хотя мне кажется, в твоем положении не следует много путешествовать, до дома Понсонби недалеко; полагаю, эта поездка тебе не повредит.

Эмма прикусила губу: в первую очередь она должна была задуматься, не повредит ли ребенку, а потом уже о приличиях и обидах.

— Или, может быть, ты стесняешься появляться перед людьми беременной?

Именно так, вдруг поняла Эмма. Она стесняется, и это Теодору неприятно. Тогда она решила.

— Я поеду, — сказала она. Он пристально посмотрел на нее и кивнул.

— Хорошо.

Почему-то ей казалось, что он видел ее насквозь — даже те ее намерения, чувства, желания, в которых она сама себе не отдавала отчет.

Бал состоялся в первый день декабря. Первый танец Эмма станцевала с Теодором, но после этого ни с кем не танцевала, ссылаясь на свой положение. Ей стоило немалых усилий перебороть себя и открыто сказать, что она не танцует, так как беременна. Второй причиной ее отказов было нежелание вновь привлекать к себе ухажеров. Она призвала на помощь весь свой опыт, чтобы выглядеть холодной гордячкой, к которой даже страшно приблизиться, не то что пригласить на танец. И похоже, ей это удавалось, потому что даже женщины старались не задерживаться возле нее слишком долго. Только она подумала, что перебарщивает и следует быть полюбезнее, как закончился третий танец. Теодор проводил леди Понсонби к ее мужу и направился к собственной жене. По пути он поговорил с мистером Финли, и к Эмме подошел весьма мрачным. «Что теперь? — задалась она вопросом. — Что я теперь сделала не так?»