Джейн Кренц - Искушение
— Понимаю, — медленно произнес Хардкасл.
— Более того, когда сыщик вернул кое-что из ценных вещей их законным владельцам в Лондоне, он выяснил, что никто даже не подозревал, что стал жертвой грабителей: просто иногда кто-то случайно замечал, что вещь исчезла.
Никто не замечал взлома? — поразился Хардкасл.
Гидеон отрицательно покачал головой:
— Дело в том, что там не было разбитых окон или взломанных дверей, которые могли бы насторожить владельцев. Вообразите, насколько велики Хардкасл-Хаус или Блэкторн-Холл. Даже ваш дом в Лондоне огромен. Если никто не взломал дверь и не разбил окно, чтобы забраться внутрь, вы поймете, что ограблены, только обнаружив пропажу, не так ли?
— Полагаю, вы правы. А как же прислуга?
— Если верить сыщику Добсу с Боу-стрит, именно прислуга чаще всего замечала пропажу.
Граф смотрел на Гидеона со все возрастающим любопытством.
— Каковы же ваши заключения?
— По-моему, существует некто, имеющий возможность обследовать дом перед ограблением и выяснить, какие имеются ценности и где они лежат. Затем этот человек устраивает похищение — аккуратно и профессионально, то есть без разбитых стекол и сорванных замков.
— Вы считаете, что главарь по-прежнему на свободе?
— Уверен, ведь нам не удалось его схватить. — Гидеон допил портвейн. — И вот что любопытно: кроме того, что у него наметанный глаз, он, безусловно, вхож в лучшие дома.
— И знает пещеры у Аппер-Биддлтона, — заключил Хардкасл.
— Да, причем знает их прекрасно.
— Не так уж и много людей соответствует вашему описанию, — заметил Хардкасл.
— Напротив, — мрачно улыбнулся Гидеон. — Любой из тех, кто годами рыщет в поисках окаменелостей в Аппер-Биддлтоне. Многие из них джентльмены и приняты в обществе. В том числе и вы, сэр.
— Я?!
— Вы идеально подходите под описание — джентльмен, разбирающийся в драгоценностях, свободно чувствующий себя в лучших гостиных, а также знаток пещер Аппер-Биддлтона.
Граф был поражен. Глаза его полыхали яростью.
— Как вы осмеливаетесь намекать на подобное в отношении собственного отца?
Резко поднявшись с кресла, Гидеон склонил голову в холодном поклоне:
— Прошу прощения, сэр. Я не делал никаких намеков. Разумеется, я не подозреваю вас в воровстве. Ваша честь вне подозрений. Никто не может обвинить вас.
— Черт возьми, я того же мнения.
— Более того, как управляющий вашими имениями, я хорошо знаком с размерами вашего состояния. Вам нет нужды прибегать к грабежу. Итак, я исключаю вас из списка подозреваемых.
— Слава Богу! — бушевал Хардкасл. — И вы не постыдились, как вы могли вообще говорить такое, неблагодарный! Даже намекать, что я могу быть в числе подозреваемых. Это уже слишком, сэр.
Гидеон направился к двери:
— Необычное чувство, не правда ли?
— Какое? — раздраженно бросил граф.
— Обнаружить, что ваша честь подвергается сомнению, и понимать при этом, что доказать свою невиновность невозможно?
Не дожидаясь ответа, Гидеон вышел из комнаты, притворив за собой дверь.
Глава 14
Подавшись вперед, за барьер ложи, Гарриет рассматривала ярко освещенную сцену. Ряды лож, напротив той, что она делила с тетушками и Фелисити, были заполнены роскошно одетой публикой, жаждущей привлечь к себе внимание. Каждая ложа была маленьким подобием сцены, своеобразной площадкой, на которой театралы демонстрировали себя, своих последних любовников и свои драгоценности.
Внизу, в партере, шумная, неистовствующая толпа, почти заглушившая перед антрактом актеров, устраивала свое собственное представление. Щеголи и денди красовались перед публикой, отпускали громкие неуклюжие шутки, хлопали друг друга по спине, создавая веселую суматоху, столь же занимательную, как и действие на сцене.
Поначалу Гарриет увлеклась спектаклем, но потом ей стало скучно. Она предпочла бы сидеть дома и изучать ископаемый зуб. Но это был всего второй ее вечер в Лондоне в качестве виконтессы Сент-Джастин, и Гидеон настоял, чтобы она вместе с ее родными посетила театр.
Гарриет недоумевала, отчего Гидеон так хотел, чтобы она появилась на представлении, но когда нескончаемый поток визитеров хлынул в ложу Аделаиды, поняла: Сент-Джастин выставил свою жену на всеобщее обозрение.
— Тебе нравится? — спросила ее Фелисити в маленькой паузе между визитерами. Сестра была неотразима в платье из розового муслина, украшенного оборками и лентами. — Могу поклясться, что театр сегодня полон.
— Да, ты права. К тому же здесь достаточно душно.
Гарриет принялась энергично обмахиваться веером, но резко остановилась, заметив, что Фелисити с подчеркнутым отчаянием покачала головой. Гарриет кивнула ей в ответ. Она знала, что не умеет пользоваться веером так, как это принято в свете: не способна, например, изобразить скромницу или, наоборот, кокетливо привлечь мужчину. Во всяком случае, хорошо, что никто не выражает недовольства ее платьем. Оно было из бирюзового муслина, отделанное белыми оборками и лентами. Его выбирала Фелисити.
Портьеры у входа в ложу раздвинулись — и в нее вошли двое привлекательных молодых людей, одетых в вечерние костюмы, что называется, с иголочки.
— А вот и близнецы Адонисы, — шепнула Гарриет сестре.
— Да, вижу, — улыбнулась Фелисити, наслаждаясь своей ролью бриллианта чистой воды.
Двое юношей, прозванных Гарриет «близнецами Адонисами», вовсе не состояли в родстве. Однако они были одного роста, имели одинаковый цвет волос и глаз, одевались у одного портного и ухаживали за одними и теми же женщинами. В настоящее время юноши припадали к стопам Фелисити.
Близнецы вежливо поздоровались с тетушками Аделаидой Эффе, а затем с радостью повернулись к Фелисити.
Фелисити приветствовала их ослепительной улыбкой.
— Добрый вечер, джентльмены. Рада вас видеть. Знакомы ли вы с моей сестрой, виконтессой Сент-Джастин?
— Рад вновь вас приветствовать в столице, мадам, — с изящным поклоном отозвался первый Адонис. Его взгляд на миг стал задумчивым.
— Рад вас видеть. Поздравляю с недавней свадьбой. — Второй Адонис отвесил такой же галантный поклон, а затем оба вновь обратили свое внимание на Фелисити.
В глубине ложи тетушка Эффе болтала с престарелой вдовой. Краем уха Гарриет услышала замечание последней, что вся семья встретила свершившееся бракосочетание с облегчением.
— Мы, разумеется, очень рады этому союзу, — безмятежно рассуждала тетушка Эффе, а затем вдруг добавила сквозь зубы:
— Но в то же время были разочарованы тем, что молодые не дождались официальной свадьбы. Хотя у любви свои законы, не правда ли?
