Элен Бронтэ - Микстура от разочарований
Мистер Маннер был далек и от того, и от другого. Сама Сара не могла не преисполниться сочувствия к человеку, потерявшему, подобно ей, свою любовь. Правда, в отличие от ее судьбы, мистеру Маннеру было дано три года счастливого брака, а Саре — лишь несколько лет бесплодных надежд. Но и крушение этих надежд у них обоих оказалось несравнимо по тяжести, и Саре становилось стыдно за свои девичьи слезы перед лицом истинного горя.
Доктор Маннер тоже думал о девушке, неспешным шагом двигаясь по аллее к дому лорда Уэвертона. Она не проявляла нарочитого сострадания к нему, как многие почтенные дамы, и не кокетничала, как леди помоложе. Не была чрезмерно тщеславной, как его сестра Люси, или слишком жизнерадостной, как миссис Роберта Ченсли. Всех остальных леди, приезжающих на вечера или гостящих постоянно в этом доме, он даже не потрудился запомнить. И они отвечали ему таким же равнодушием, если не сказать больше — его мрачноватый, замкнутый вид не вызывал особого желания вступить в беседу на легкие, светские темы. И, наконец, мисс Мэйвуд проявила бескорыстную заботу о маленькой Харриет, что не могло не найти отклика у ее отца.
На самом деле мистер Маннер знал о Саре больше, чем она могла предположить. Однажды Люси спросила что-то о семье Сары, и миссис Ченсли начала расхваливать свою подругу и сетовать на ее доброту и уступчивость, которыми самым бессовестным образом пользовался ее дядя, живущий на доходы от порученного его опеке имущества мисс Мэйвуд. Супруг Роберты мягко пытался утихомирить жену, но остановить Бобби, когда она распространялась о ненавистном ей семействе Фоскеров, было почти невозможно.
Артур Уэвертон не произвел на доктора Маннера особенного впечатления, так как ничем не отличался от молодых людей его возраста, а его сестра то забавляла, то раздражала Маннера.
Ему стоило немалого труда сдерживаться и не отвечать резко, когда у него просили медицинского совета, но наблюдательная леди Уэвертон взяла его под свое покровительство и старалась оберегать от чрезмерно назойливых гостей. С лордом Уэвертоном доктор нередко беседовал в курительной, не находя практически ни единого общего взгляда ни на одну сторону жизни, но получая удовольствие от спора с умным человеком. Леди Уэвертон казалась ему удивительной женщиной, а супруг ее — достойным зависти, настолько хозяйка дома выгодно отличалась от своих приятельниц свежим и молодым видом, как и свежими суждениями, лишенными налета ханжества и лицемерия.
Словом, мистер Маннер счел, что визит к Уэвертонам — не вполне бесполезное времяпровождение, так как в этом доме есть несколько приятных людей, с кем он может обменяться двумя-тремя фразами помимо обычных приветствий.
К счастью, на будущей неделе большая часть гостей собиралась разъехаться по своим поместьям. Доктор Маннер намеревался также вернуться домой, но Люси и слышать не хотела о том, что ее брат с ребенком станет прозябать в холодном, сыром домишке, когда все остальные его родственники будут веселиться. Со старшим братом доктор Маннер почти не поддерживал связей, но к Люси привык относиться со снисходительным терпением, а то, что новая семья сестры без оговорок приняла его как своего, немного согрело его исстрадавшееся сердце.
И мистер Маннер согласился остаться еще на несколько недель, тем более что малышке Харриет здесь было гораздо лучше, чем в отцовском доме. Леди Уэвертон приставила к ней сразу двух горничных, а Бесси тут же воспользовалась этим обстоятельством, чтобы навестить какую-то кузину, живущую всего лишь в двадцати милях от Сент-Клементса.
Если бы воскресным вечером какой-нибудь заблудившийся путник искал себе убежище, то принял бы сияющие огни дома Уэвертонов не просто за путеводную звезду, а за целое созвездие. Обитатели и гости дома наслаждались музыкой в большой гостиной, тепло камина и пламя сотен свечей окутывало плечи дам золотистым покрывалом, а за окнами ветер срывал с деревьев последние листья, и каждый путник стремился поскорее достигнуть какого-нибудь приюта, пусть даже пастушьей хижины или деревенского трактира.
Сара не умела играть настолько хорошо, чтобы осмелиться выступать на публике, хотя они с Бобби выучили несколько дуэтов, но больше для того, чтобы посмешить своих близких забавными песенками или комическими ариями.
Сегодня блистали талантами другие дамы, джентльмены помогали им, переворачивая ноты, а те из них, кто обладал хорошими вокальными данными или хотя бы был в этом уверен, принимали участие в исполнении парных арий.
Сара и Роберта предусмотрительно уселись в самый дальний угол, чтобы без помех подвергнуть разбору каждый номер. Вернее, говорила, как обычно, Бобби, а Сара хихикала, закрываясь веером, или с притворным возмущением пыталась урезонить подругу, если высказывания последней становились слишком смелыми.
Когда даже самые пылкие ценители музыки или прелестных музыкантш несколько утомились, вечер прервался для того, чтобы можно было размять ноги и потанцевать в ожидании второй его половины.
Сара, вдоволь насмеявшаяся во время концерта над остроумными замечаниями подруги, отнюдь не испытывала желания танцевать, тем более что Артур Уэвертон сегодня как-то особенно нежно поглядывал на свою молодую супругу.
Сара еще утром в церкви вспомнила, что уже несколько дней не видела малышку Харриет, и сейчас девушке захотелось пойти посмотреть на ребенка. Леди Уэвертон беспокоилась из-за того, что девочка кашляет, а ее отец называет это пустяками и не желает и слышать о том, чтобы пригласить врача, если уж сам не намерен заниматься лечением. Сара, как и ее добрая подруга, подивилась упрямству этого человека, она не могла понять и даже считала непростительным прегрешением поведение мистера Маннера. Этот человек тратил время и силы на то, чтобы выучиться лечить людей, а теперь не применял ни данные Богом способности, ни полученное образование во благо других. «Если б я знала медицинские науки, я бы ни за что не пренебрегала ими, как бы горько мне ни было! — думала она. — На свете столько страданий, и этому человеку по силам умерить их, а он весь отдается печали вместо того, чтобы позабыть о ней в праведных трудах!»
Сара взяла из вазы в гостиной самый спелый персик и легко взбежала по лестнице. Малышка Харриет капризничала, и горничная леди Уэвертон никак не могла уложить ее спать, девочка упрямо садилась в постели и хныкала.
— Мисс Мэйвуд! — Лиззи радостно обернулась к Саре. — Я никак не могу успокоить маленькую мисс, она зовет папочку, а ведь он уже заходил пожелать ей спокойной ночи!
— Ну-ка, Харриет, угадай, что я тебе принесла? — спросила Сара, пряча за спиной руку с персиком.
