Людмила Сурская - Проклятая война
— Ничего, выдюжишь. Не зарывайся в себя. На людях легче. Судей, конечно, хватает… Справишься. Сегодня у нас шебутной день. Две фабрики, завод, ещё и в госпитале шефский концерт. Юлия, ты только не торопись его гнать. Поверь пустоцвет там. Девчонке лестно, что спит с Рутковским, но она его не любит. Мы знаем с тобой, что любовь действует не так. Она тишину ищет, боится любовь огласки. Не вздыхай. Тяжело, лапонька, возьми холостой ход — время на раздумье.
— Не знаю, ничего пока не знаю… Я должна подумать. Оборвать всё самой и без него жить, мне будет невмоготу. Получится не жизнь, я истерзаю себя. Жить с таким грузом с ним — не потяну, груз перевесит меня. Возможно, всё решит он, предпочтя "воробушка" и забыв нас. Это был бы идеальный выход. Я повесила бы на стенку его портрет героя войны, уехала к брату в Новосибирск, вырвала бы его с корнем из сердца и запечатала душу. Нина, я не готова была к тому вопросу, что навалился на меня. Он меня свалил, уничтожил.
— Это была твоя ошибка. Нельзя на мужика молиться, как на икону. Видишь, та сорвалась с даже прочного гвоздя и разбилась.
— Я вот иду и думаю, что вероятно там всё серьёзно у него…
— Вот те на… Откуда такое прозрение?
— Не сказал же ничего…, если б только необходимость… предупредил бы, что постоянную постель завёл.
— Смешная ты, ей богу. Не всегда просто принять правду, случается и такая, которая перевернёт жизнь. Откуда ему знать, как ты отреагируешь. Мог просто бояться шандарахнуться в твоих глазах с пьедестала на который ты его возвела. Рыцарь, герой, бог… Как ему рассказать тебе про пятно на рыцарском плаще его, о том, что он самый обыкновенный мужик. Думаешь, он не понимает того, что ты выстояла, а он нет, что слабее тебя оказался. Только рассуждать и ворошиться в своей голове на эту тему ему ох как не хочется… Опять же прикинь, с собой в тот ад, он тебя, жалея, брать не собирался, раз просил забраться в самый дальний уголок. Как не крути, а бабу бы завёл. Естественно, на шум не рассчитывал. Лелеял надежду тайну сберечь. Попользовался и шито — крыто. Что удивляться, мужики все с ушами. А ты что хотела, чтоб после того как ты была для него матерью, сестрой, подругой и женой, он поверял тебе все свои гнилые секреты. Счас. Привыкнуть пора, не первый год замужем. Наши мудрые бабы обычно говорят:- "Если муж скрывает измену — значит, он боится потерять семью". Намотай себе на ус.
— Я уже столько за эти дни намотала, что боюсь усы отклеятся… Как мне ему, себе, помочь, если он не пускает меня в ту жизнь, неужели не понимает, что от этого нам только хуже…
— Доверься — ка ты своему инстинкту и зову сердца…
— … Богу и судьбе, — дополнила тот список я. — А что мне остаётся.
— Слышь, Юль, ты не торопись, не гони пока коней… Потом на холодную голову подумаешь и решишь. Нельзя к жизни однобоко…
Молча киваю. Что там "торопись не торопись"… в чувствах одни разочарования, предательство и грязь… А без чувств весь мир, как белый больничный халат. Как решить этот ребус мне пока не ясно. Нине не понравился мой кивок и она внимательно на меня посмотрела. Я вдруг увидела себя со стороны и ужаснулась. На что похожа? Не хватало ещё, чтоб жалели. Я улыбнулась и помахала ей рукой. Нина столько возится со мной, пора брать себя в руки и определяться. Как-то не верилось, что всё происшедшее касалось меня и Кости. Ещё вчера жила с одной тревогой. Война, опасность, возможность потерять его и огромная надежда избежать беды и вдруг такое… Боль совершенно другой беды и потери, казалось бы мирной и о какой не думалось и не бралось в расчёт, взяла в тиски сердце и душу… Я сильная, я справлюсь. И всё же, как ты мог, милый, влезть в прокисшую кашу. Я думать не могла, что в такое время голова может быть забита ещё чем-то нежели ненавистью к врагам. О появлении в безумно тяжёлый для страны момент на моём горизонте охотницы, как "воробушек", я не рассчитывала. Не факт наличия у него женщины подкосил меня, а именно охотницы-соперницы. Это меня застало врасплох. Если даже Нина права и он использует её "матрасом" ни о чём таком возвышенным не думая, то она нацелилась на него, а я не смогу отсюда, издалека, конкурировать с ней. Она там возле Костика, а я, повязанная по рукам и ногам Адой, далеко от него. "Воробушек" приложит всё старание. А я проигрываю во всём. Он завязнет, увлечётся…, я потеряю его. А сейчас надо не показывать вида, постараться выглядеть, как обычно, прийти на работу и больше не срываться. Пусть сгорит сердце, но никто не услышит от меня ни единого стона. Больше нет Люлю, есть Юлия Петровна.
Женщины встретили насторожённо, внимательно всматривались в моё осунувшееся за тяжёлые ночи лицо, но с разговором не полезли. Возможно, побоялись Нины стоявшей за моей спиной. Вскоре нам раздали задания, и я уехала по объектам. Работа действительно отвлекает. Может, зря я так зациклилась на себе, кругом общее горе, потери, почти в каждой семье беда… Да, но то потери от войны, а у меня элементарная измена, которая не раскладывается на всех, а давит только одну меня. И этот груз нести мне одной, его не переложишь на чьи-то плечи, не разделишь пополам…
Вечером, у метро Нина спросила:
— Юлия, ты как?
— Спасибо и не волнуйся. Страшное уже прошло. Раз начала работать голова, значит, справлюсь…
Мне трудно было признаваться в своём бессилии перед жизнью, гораздо комфортнее чувствовалось- молодцом. Не успела об этом подумать, а Нина огорошила новым вопросом от которого я ещё острее ощутила внутреннюю пустоту:
— Как собираешься жить дальше?
Я с удивлением и тоской смотрела на неё с боку: "Как без него жить?!" Это положение маскировало меня, но я решила не играть в прятки с этой сильной женщиной.
— Не знаю. Ели признаться честно, то одиночество пугает. Рассчитывала всю жизнь прожить семьёй. Не знаю… Но не волнуйся я пришла в себя. Буду думать не без того, но… без глупостей.
— Тогда пока и до завтра.
Она сделала пару шагов и встав окликнула меня:
— Юленька, знаешь что, научись- ка ты приспосабливаться, раз уж война и муж поставили тебя в такое деликатное положение.
Я поблагодарила за участие, кивнула, что, мол, подумаю и побрела домой. Надо, но я не была создана для жизни среди лицемерия и вранья. Всегда и везде я старалась держаться правды. В один миг трудно себя переделать или невозможно вообще. Неужели придётся разбить себе сердце… Я не смогу свести любовь до каждодневной лжи. Мысль о борьбе за него я отклонила посчитав пустой и недостойной.
Жить по-новому наставляла моя обида. Вспоминать прошлое не хотелось, всё казалось далёким, скучным обманом. Но долго продержаться на такой гордой и несгибаемой ноте не смогла. Шла и упрямая память вытаскивала на свет божий первые годы нашей с ним семейной жизни, а ведь с утра давала себе слово поставить памяти заслон и полчаса назад тоже… Надо прекратить себя мучить и расстреливать. Но через десять шагов опять нырнула в тот счастливый туман. Начинали с нуля. У нас ничего не было, ютились, где придётся и как придётся. Всё богатство- две подушки полученные в приданное. Первое время даже не было привычной кровати, мягкой перины. Один тулуп, что натягивали на двоих, причём ноги Костика постоянно страдали, был мягок, жарок, а сон под ним прекрасен… Если б случилось чудо и волшебник дал мне возможность загадать желание, я б вернула то довоенное время. Время, в котором он был рядом и только мой. Нуждался только в нас с дочерью и доверял одной мне. Я нала всю правду о его семье, о двух годах, что ему в метрике убавили. Мы были одним целым и вдруг… "Господи, помоги! Дай, Господи, терпения и силы!" Боль опять резанула сердце и вывернула душу. "Зачем в тот колодец памяти полезла? Так мне и надо теперь…" Непонимание мучило каждую клетку из которой была слеплена я. Сотый раз я задавала себе вопрос: почему, ни узы брака, ни стыд перед людьми, ни Адуся, ни возможность скандала, ведь он же Рутковский, не остановили его. Это не говоря о боли причинённой мне. За что? Что я ему плохого сделала? Неужели ради сиюминутного чувства или потребности, можно втоптать всю жизнь в грязь… Война сорвала с тормозов. Это оправдание и нет. И утверждение Нины, что все мужики не без греха и не изменяет лишь тот, кому не выпало… мало что мне сейчас объясняет. Все да, но он не мог. Боль вырвалась всхлипом. Я смахнула слезу.