Лин Хэйр-Серджент - Хитклиф
Кроме того, от Хитклифа не укрылось, что гувернантке он не понравился — как не понравилось бы на её месте и любому нормальному человеку ловить на себе, что ни день, его злобные взгляды в коридоре или за чайным столом. Вот он и счёл, что она настраивает хозяина против него, внушая ему сомнения в происхождении, здравом рассудке и добром отношении Хитклифа.
Эти подозрения теплились до поры, пока повторение варварских выходок, прежде уже случавшихся в Торнфилде, не подлило масла в огонь — только на этот раз не было трюков с чучелом или чернилами: вместо этого испортили одежду мистера Эра — оказалось разорвано несколько жилетов.
В этом безумном поступке Хитклиф обвинил гувернантку. Что за мотивы приписал он ей? Желание свалить всё на него, Хитклифа, ведь, как и с разлитыми чернилами, всё указывало на то, что это его рук дело.
Затем последовала ужасная сцена между Хитклифом и его наставником: Хитклиф обвинял гувернантку, объяснял, что, по его мнению, двигало ею, а мистер Эр сурово молчал, отметая от мисс Эйр все подозрения, и категорически отказывался дать встречное объяснение таинственного происшествия с разорванной одеждой. Вместо этого (как мне помнится) он перешёл к самой сути:
— Неужели я не имею права влюбиться, Хитклиф? Разве нет?
— Разумеется, имеете, сэр, — отвечал Хитклиф, — но вашим друзьям хотелось бы надеяться, что ваши чувства обращены на достойный предмет!
— А кого же считать достойной, если не её! — взвился мистер Эр. — Такая скромная, такая чистая — кажется, её насквозь видно — и вдруг блеснёт таким умом, иронией, отвагой! Да где мне найти другую, к кому так лежало бы сердце?
Хитклиф, надо отдать ему должное, удержался от вертевшихся на языке саркастических высказываний.
— Молчишь; ты плохо о ней думаешь, — продолжал мистер Эр. — Считаешь, что ты прав; считаешь, что защищаешь меня. Я должен быть терпелив. Поверь мне, Хитклиф, она невинна, невинна, как и ты сам. Я знаю, кто это сделал. Но есть причина, — о, очень веская причина! — по которой я не могу сказать тебе всего. Ты должен мне поверить…
— Так же, как я поверил вам, когда вы сказали, что есть веские причины, несокрушимые причины, по которым вы никогда не сможете жениться?
Тут мистер Эр так стукнул по столу кулаком, что стекло, покрывающее письменный стол (а дело происходило в библиотеке), треснуло.
— Ты не знаешь, о чём говоришь, Хитклиф, иначе не был бы так жесток и не вбивал бы мои слова обратно мне в глотку. Эти причины сокрушены; она сокрушила их самим своим существованием, и я женюсь на ней! Ни Богу, ни дьяволу не остановить меня; и если уж Создателю это не под силу — тебе ли, моему творению, рассчитывать здесь на успех!
Такое направление разговора не сулило Хитклифу ничего хорошего, и отношения между ним и его наставником стали ещё прохладнее. Но настоящая зима воцарилась двумя — тремя неделями позже, когда мистер Эр чуть не погиб в пламени в собственной спальне; сомнений не было — загадочный этот пожар был устроен с целью убить его.
На сей раз, к удивлению Хитклифа, кончилось тем, что гувернантка обвинила в происшедшем его самого, и теперь, стоило ему указать на неё, как она столь же решительно возвращала ему обвинения. С невыразимой горечью и негодованием Хитклиф узнал, что мистер Эр и не подумал отрицать обвинения гувернантки против былого любимца! И не важно, что он и не подтверждал их, — всё равно Хитклиф был жестоко задет. Он сам попросил послать его управляющим в Ферндин — на должность, которой прежде, как вы, может быть, помните, пренебрёг; хотя лучше было бы ему умереть и отправиться на небеса.
В Ферндине, вступив в должность, Хитклиф покончил со своей чёрной хандрой, благо обязанности были необременительны, никаких налогов, да и денежное вознаграждение изрядное. Его новая обитель находилась поблизости от Ингрэм-холла, и он пустился во все тяжкие вместе с вернувшимся после утомительного лечения из Швейцарии лордом Ингрэмом — того долго уговаривать не пришлось. Хитклиф был больше охоч до золота, чем до плотских утех, а потому, что ни ночь, они играли, втягивая в свою компанию местных повес с увесистыми кошельками, чьи проигрыши пополняли капиталы Хитклифа.
Такой неприглядный оборот событий имел и одну положительную сторону: в блеске груды золота Хитклиф вдруг увидел свою жизнь столь ясно, что ощутил привязанность к мистеру Эру, и, хоть напрямую он об этом не говорит, можно надеяться, что в нём проснулась благодарность к тому, кто стал его благодетелем. Это читается между строк — то, как остро не хватало Хитклифу общества старшего друга, словно его нежные чувства к моей хозяйке, преобразившись, получили такое неожиданное продолжение.
Но что-то я разболталась, как раньше, бывало, в долгих наших беседах, оставив прерванные записки Хитклифа. Только одно хочу сказать, прежде чем вы приступите к продолжению: жизнь научила меня, что слишком часто человек не таков, каким сделала его природа; он хорош или плох постольку, поскольку его таким представляют, а мистер Эр в основном думал о Хитклифе хорошо.
Ну вот, содержание сожжённых страниц я изложила. Читайте дальше, сэр, и судите, права ли я была, утаив эту рукопись.
14
Ингрэм и Бой Феррик выложили деньги на стол и встали. Феррик, ни слова не говоря, с угрюмым видом вышел из комнаты. Ингрэм задержался; он положил мне руку на плечо, и мы вместе направились к двери.
— Простите его, Хитклиф; он не умеет проигрывать, хотя и может себе это позволить, но главное — он подходящий партнёр. Могу я ещё привести его?
— Как хотите. — Меня мало заботило, что за двуногие свиньи усядутся за моим столом, был бы кошелёк потолще.
Из сумрачных прокуренных комнат мы вышли в утреннюю свежесть. Слуга Ингрэма поджидал с экипажем, в глубине которого только что скрылись полы охотничьего камзола Феррика. И тут в конце аллеи появился ещё один экипаж. Я узнал карету мистера Эра.
— Принимайте гостей, Хитклиф! — воскликнул Ингрэм. — Вы не обидитесь, если я покину вас, не дожидаясь фейерверка? — И когда второй экипаж, описав дугу вдоль аллеи, остановился рядом с первым, Ингрэм подошёл, поговорил через окно с сидящими в нём, кивком показал на стоящий позади экипаж Феррика и отбыл. Я ждал, стоя у входной двери.
Мистер Эр вышел, с минуту поговорил с кем-то, сидящим в экипаже (в тёмном окне белым пятном мелькнуло её лицо), потом направился ко мне с таким видом, будто подбадривал сам себя. Его цветущий вид поразил меня: сияет, лоснится, будто лошадь, что подготовили к ярмарке. Вот что делает с человеком любовь.
— Ну, Хитклиф, — улыбаясь, проговорил мистер Эр, — не пригласите ли нас в дом?
