Шахразада - Влюбленный халиф
Искра проскочила между ними, мгновенно воспламенившая их обоих, как воспламеняется бочонок с порохом. Облегчение, ярость, желание — все вложил Мераб в этот поцелуй. Сколько бессонных ночей он провел без нее! И вот теперь подавляемые страсть и вожделение вырвались наконец наружу.
Он почувствовал, что Хаят попыталась высвободиться, едва их губы соприкоснулись, и это робкое ее движение вызвало в нем свирепую потребность подчинять и властвовать. В ответ он лишь крепче стиснул ее руками и забыл обо всем, пока не услышал тихий умоляющий стон, пробившийся сквозь слепой туман горящей страсти, стон, вонзившийся иглой в его сердце.
Мераб поднял голову и глубоко вздохнул, пытаясь победить предательский жар, сжигавший тело. Лучше ему умереть, чем видеть, как она плачет!
— Не плачь, — сдавленно пробормотал он. — Не нужно, Хаят. Теперь мы вместе, мы всегда будем вместе, и потому нам дано преодолеть все.
Что-то болезненно сжалось в его груди, то, чему не было названия, но что заставило его ласково коснуться ее мокрой щеки. Хаят поспешно отвернула голову.
Жалость и необыкновенная, всепоглощающая нежность переполнили его сердце. Он снова притянул ее к себе, на этот раз осторожно, стремясь исцелить своей любовью. Хаят бессильно прислонилось к нему и тихо всхлипнула, уткнувшись в плечо.
Последние преграды, которые и так существовали лишь в воображении девушки, рушились на глазах. Она была такой мягкой и трепещущей; ее слезы насквозь промочили его платье и, кажется, проникли в душу. Он не хотел, нет, он просто не мог отпустить ее. И осознал, что ничего не жаждет сильнее, чем держать ее в объятиях, прикасаться к ней, защищать, оберегать, упиваясь ее близостью.
— Звезда моей жизни, счастье и радость моей души, — прошептал он, и, услышав незнакомые нотки в хриплом голосе Мераба, Хаят сдержала рыдание. Руки, гладившие ее по спине, скользящие по изгибу бедер, вселили странное спокойствие… Она поняла причину внезапных перемен в Мерабе, и почувствовала, что нуждается в утешении. Окончательное исцеление пришло вместе с невероятной душевной болью.
Чуть отодвинувшись, она заглянула в глаза юноши, и слезы мгновенно высохли при виде нежности и участия в них. Мераб взял в ладони ее мокрое лицо, чуть коснулся губами губ, нагнувшись, поднял ее на руки и молча положил на ложе.
Наблюдая за дрожащей Хаят, Мераб неожиданно заколебался. Его плоть требовала удовлетворения, желание, настойчивое и острое, пронизывало тело, но при виде этой беззащитной и в то же время гордой женщины он невольно замер. Она обхватила себя руками, словно пытаясь отгородиться от него, спрятаться от его чувств, хотя только что жаждала их более всего в мире. Она пыталась отгородиться своей обидой от понимания того, что он, даря себя городу, также дарит себя и ей.
Мераб понял, что сама она сейчас не сделает к нему ни шагу. Он же горел желанием помочь, поддержать и… другим желанием, куда более низменным. Выбор оставался за Хаят.
(Как странно, что именно те, кто самой судьбой предназначены друг для друга, весьма часто сомневаются в этом, каждый день проверяя на прочность нить, что связывает их души. А те, кто менее всего создан для совместной жизни, попросту не задумываются об этом и не пытаются порвать с нелюбимым, убежать, скрыться. Они просто каждый день своей жизни посвящают тому, что отравляют радость и само существование своему врагу, которого утром находят на своем ложе.)
— Хочешь, чтобы я покинул тебя? — едва слышно вымолвил он.
Повисла напряженная тишина.
— Нет, — шепнула Хаят.
Вопрос в глубине его глаз завораживал. Мераб погладил девушку по щеке. Он больше не может стоять рядом и не касаться ее, больше не может ждать. Он хотел ее, хотел насладиться ее объятиями, погрузиться в ее влажную тугую плоть, упиваясь головокружительным ароматом ее тела…
Мераб осторожно вытащил из ее волос ленты, которые берегли кудри от ветерка, и, зарывшись пальцами в густые пряди, прильнул к ее губам. Странно, что простой поцелуй имеет силу пробудить в человеке неутолимую жажду, почти волчий голод…
Ее дрожь отзывалась эхом в его теле, пробегая по коже мелкими волнами озноба. И это ненадолго вернуло Мераба к реальности.
— Ты дрожишь, моя греза… — пробормотал он.
С невероятной нежностью Мераб встал на колени перед ложем. Тем самым, где еще вчера они дарили друг другу себя, не ощущая ни ревности, ни страха, ни боли. Ступни и пальцы Хаят и впрямь были ледяными. Он осторожно начал их растирать. Хаят едва слышно застонала. Немного согрев ее, Мераб осторожно совлек с нее пеплос, а потом, стараясь не запутаться в полупрозрачных шелках, и нижний, почти невесомый ионийский хитон. Кожа Хаят блестела, как слоновая кость, тугие перси просились в его ладони, горошины сосков сморщились и затвердели.
Неистовая потребность в этой женщине снова вонзилась в него хищными острыми когтями. Только Хаят — воистину, она, в первую очередь, его душа — способна заставить его жить дальше. Только ее вкусом он хочет упиваться; только ее обольстительная красота снится ему по ночам. Как он хотел видеть ее неистово бьющейся, придавленной его телом!
— Расслабься, моя звезда, — хрипло проговорил он, помогая ей устроиться удобнее.
Хаят безучастно наблюдала за ним, зная, что сейчас произойдет неизбежное. Мераб снова причинит ей боль. Не физическую, разумеется. Он никогда не был груб с ней. Но он вновь ранит ее душу. Ранит своим желанием только ее тела и пренебрежением к ее духу. Ранит тем, что сейчас горит страстью, а в следующий миг забудет, занявшись какой-то глупой игрушкой из тех, что так любят выросшие мальчишки.
Она вся сжалась, когда он опустился рядом, хотя не могла оторвать глаз от обнаженной фигуры юноши. Мускулистый и высокий, он двигался легко и неслышно. Под его кожей перекатывались мышцы. Из поросли волос внизу живота поднималось его налившееся силой мужское естество, и Хаят судорожно перевела дух.
— Хаят… — нерешительно выдохнул Мераб.
В его голосе страсть, безумное желание… Стремление любить и дарить любовь. Хватит ли у нее сил отказать ему? Победить себя?
Но зачем? Ведь ей так отчаянно нужны его губы, руки, сильное тело — без них она просто не сможет жить. Эти мысли, должно быть, так ясно отражались в озерах ее выразительных глаз, что Мераб все понял без слов и, скользнув на прохладные шелка, прижался к ней всем телом.
— Я хочу любить тебя, — пробормотал он, зарываясь лицом в копну ее распустившихся волос.
Его рот припал к ее шее, как к священному источнику, и Хаят конвульсивно выгнулась: острые напряженные соски уперлись в его грудь. Ее стыдливость исчезала при одном его прикосновении, только вырвался тихий гортанный звук. Но тут Мераб чуть нагнул голову и обвел языком темно-розовую кожу вокруг соска. Когда он сомкнул губы на крошечном бугорке и вобрал его в рот, Хаят что-то несвязно пробормотала.
